Читать И на круги своя возвращается духъ

© Игорь Левитас, 2022

ISBN 978-5-0056-6413-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

За окном закукарекал петух – пронзительно и нагло. Давид открыл глаза, но не пошевелился. Петух вновь заорал как оглашенный. «Вот сволочь!» – подумал Давид.

У него периодически возникала мысль найти место, где хозяева держат петуха, и с наслаждением открутить крикуну голову. Дом Давида стоял на границе двух районов: с одной – были современные и не очень, но добротные многоэтажные дома, с другой – многочисленные частные владения с покосившимися домиками, при которых были разбиты небольшие апельсиновые и мандариновые сады.

Петух опять завопил истошным голосом. «Нет, я точно прибью эту птицу».

И тут, неотвратимо и неуклюже покачиваясь, как размокшее бревно из глубины заросшего тиной пруда, на Давида надвинулось воспоминание. Он как будто бы услышал голос другого петуха, из своего далекого детства. Сам он был москвичом, почти коренным – папа его родился уже в Москве. Но на лето семья уезжала на дачу. Да какая там семья – только он и бабушка. Родители Давида навещали их на выходных, но не слишком задерживались – Москва устанавливала свои правила, а старый да малый, Давид и бабушка, могли этими правилами манкировать. Дача… Давид улыбнулся и, словно в теплые воды нагретой за день Москва-реки, погрузился в «те» дни…

Дом был добротный, бревенчатый. У других на участках были в основном так называемые «финские» домики, сработанные быстро и недорого. А что – в таком не жить, а проводить лето. Дед же подошел к строительству дачи серьезно. Будучи художником, нашел архитектурное решение, сделал проект, сам занимался рабочими, материалами. Дом влетел в копеечку. Поэтому второй этаж так и не достроили. Но всем хватало и одного этажа. Дед к окончанию строительства уже умер, осталась бабка, с которой Давид и «выбрасывался» из города на дачу сразу по окончании учебного года. А он заканчивался в самом начале июня. А то и в конце мая.

Место для поселка было выбрано замечательное. От станции пешком минут 20. Сейчас Давид почти физически ощутил тот острый и сочный запах свежескошенной травы – рядом с участками было огромное поле. Большую часть лета травы стояли нетронутыми и вырастали в пол человеческого роста. Дачная ребятня любила играть здесь. Иногда бабушка, взяв внука, ходила на хутор, который находился на другом конце поля – покупать парное молоко. Парное молоко! Густое, теплое, оставляющее на стенках кружки долго и лениво стекающий ко дну меловый след, с легким привкусом мяты и мягкого коровьего бока… Иногда покупался бидон с ледяным молоком. Разливать его по кружкам надо было осторожно – на дне бидона сидела живая лягушка, готовая в любой момент выпрыгнуть и не только создать среди ребят веселый переполох, но и расплескать драгоценный для всей семьи продукт. Лягушка в бидоне – это был такой старинный русский способ сохранения молока холодным.

На этом хуторе и жили петухи, которые кукарекали по утрам. Только голос у них был какой-то чуть хрипловатый, снисходительный, ворчливый – домашний. Свои, свои, свои… не то что этот – придурочный.

А если идти вдоль участков, то упрешься в коллектор. Кажется, это так называется. Что-то связанное с очистными сооружениями. Там росли высокие зонтичные травы с белыми куполами-шапками. У них был дурманящий, сногсшибательный аромат, настоянный на июльском солнце и вызревших, готовых раскрыться и просыпаться на землю семенах. Кожа рук Давида потом долго сохраняла этот автограф макушки лета, даже если он тщательно намыливал ладони перед обедом.