Потерянный пасс. – Кёнигсберг. – Собственноручный нос. – Приехали! – И уезжаем
…В Лауцагене прусские жандармы просили меня взойти в кордегардию. Старый сержант взял пассы, надел очки и с чрезвычайной отчетливостью стал вслух читать все, что не нужно: «Auf Befehl s. k. M. Nicolai des Ersten… allen und jeden denen daran gelegen etc, etc… Unterzeichner Peroffski, Minister des Innern, Kammerherr, Senator und Ritter des Ordens St. Wladimir… Inhaber eines goldenen Degens mit der Inschrift für Tapferkeit»[1]…
Этот сержант, любивший чтение, напоминает мне другого. Между Террачино и Неаполем неаполитанский карабинер четыре раза подходил к дилижансу, всякий раз требуя наши визы. Я показал ему неаполитанскую визу, ему этого и полкарлина было мало, он понес пассы в канцелярию и воротился минут через двадцать с требованием, чтоб я и мой товарищ шли к бригадиру. Бригадир, старый и пьяный унтер-офицер, довольно грубо спросил:
– Как ваша фамилия, откуда?
– Да это все тут написано.
– Нельзя прочесть.
Мы догадались, что грамота не была сильною стороной бригадира.
– По какому закону, – сказал мой товарищ, – обязаны мы вам читать наши пассы? Мы обязаны их иметь и показывать, а не диктовать: мало ли что я сам продиктую.
– Accidenti! – пробормотал старик, – va ben, va ben![2] – и отдал наши виды, не записывая.
Ученый жандарм в Лауцагене был не того разбора; прочитав три раза в трех пассах все ордена Перовского, до пряжки за беспорочную службу, он спросил меня:
– Вы-то, Euer Hochwohlgeboren[3], кто такое?
Я вытаращил глаза, не понимая, что он хочет от меня.
– Fräulein Maria E, Fräulein Maria K, Frau H[4], – всё женщины, тут нет ни одного мужского вида.
Посмотрел я: действительно, тут были только пассы моей матери и двух наших знакомых, ехавших с нами, – у меня мороз пробежал по коже.
– Меня без вида не пропустили бы в Таурогене.
– Bereits so[5], только дальше-то ехать нельзя.