Читать Одуванчики
В детстве я часами лазила по покрытым рослыми одуванчиками склонам известнякового холма, на котором возвышается семисотлетний Старый город. Устав, я садилась на траву и плела длинные венки из этих послушных, нежных, маслянистых цветов. Целый день мы с подругами носили на голове золотые плетёные кольца из одуванчиков, а потом долго ехали домой. Под утро аккуратно повешенные на спинку стула веночки увядали и некрасиво коричневели. И тут же хотелось сплести новое кольцо на солнечном склоне под средневековой крепостной стеной. И сколько радости было в этом новом золотисто-жёлтом венке! Эти давние чистые переживания покоились во мне, и я про них совсем позабыла, пока мне не приснился сон, пробудивший воспоминания о ярко-жёлтых цветах, оседавших пушистой пыльцой на пальцах, наряжавших руки в цвет ржавого, тёплого, безмятежного детского лета. «Мам, а помнишь, как я плела венки из одуванчиков и приносила домой из Старого города?» «Помню! И ты всегда говорила, что тебе их очень жаль, потому что, сорванные, они умирали…»
Мне снова снится небольшой красивый дом на покрытом высокой травой и рослыми золотистыми одуванчиками склоне известнякового холма, на котором возвышается Старый город.
Единственное моё желание – чтобы мой сон длился вечно. В нём я чувствую себя спокойно, в нём я счастлива, я – дома.
Во сне я и старинный дом – ровесники. Архитектура дома относится к концу 17 столетия, но во сне мы с ним были ровесниками – я занималась благоустройством дома и другими делами, неизбежными для владельцев новых домов. Украшением дома был неожиданный прекрасный вид, открывающийся из окон эркера гостиной. Я иду по длинной галерее, поднимаюсь на верхний этаж, открываю окна гостиной, чтобы впустить тёплые июньские дуновения ветра, запахи и звуки…
Вновь передо мной предстаёт восхитительный вид, открывающийся с высоты холма, вид, близкий сердцу и хорошо знакомый, будто это и не сон вовсе и не пленительный плод фантазии, а явь, образ из прошлого, возникающий в воображении, если только можно представить нечто столь красивое в своей повседневной, ничем не примечательной действительности. Вид, являющий моему взору молодую свежесть великолепного, обширного плодового сада, расстилающегося повсюду, куда падает взгляд из окон эркера-фонаря просторной, наполненной жизнью гостиной дома, легко и смело выдающейся над высоким холмом в открытое светлое пространство. Мои глаза подобно мягким ладоням, ласкающим нежный бархат, жадно скользят по макушкам дышащих жизнелюбием деревьев прекрасного молодого сада, который раскинулся далеко до линии горизонта весёлым и вольным зелёным морем. Каждая ветвь, каждая пушинка расстилающейся под деревьями травы будто обласкана чьей-то заботливой рукой, сделавшей природную красоту деревьев ещё пленительней, а жизнеутверждающую силу – ещё более живительной. Вид, непривычный для детей современных городов, к которым отношусь и я, рождённая в последней четверти 20 века, детей, привыкших к ограничениям, разметкам и «хоженым тропам», к тому, что линию горизонта всегда приходится делить с кем-то. Но этот горизонт был лишь моим.
В изящной красоте и в мощном просторе сада чувствовалась такая свобода, такая волнительная радость, которую, вероятно, мог ощутить только тот, кто впервые открыл тайный уголок мира для истории, для человечества, для себя. Но эта свобода не была скована страхом перед возможными преградами к достижению цели, и к радости не примешивалось предчувствие опасности. Лишь одно сладкое, всепоглощающее чувство счастья.