Читать Никто. Счастье в простом

В городе и без того висел смог от горящих трофянников, так ещё Колян с сигаретой в зубах, пошатываясь, теребя меня за край джинцовки кричал: «Вставай, блять! Сколько можно! У метро какой-то долбоёб оставил почти полную банку Ягуара. Я блять, как честный, решил поделиться с другом, а ты сука спишь!».

Глаза не хотели открываться, но шум трамваев, и уже хорошо поддатый Колян сделали своё гнусное дело, я проснулся.

– «Опять дым, бля»…

– «А хули ты хотел?! Пиздец скоро всему. На, глотни…»

Луч солнца, как будто специально направленный мне в глаз, заставлял щуриться. Я выпил этого химического пойла. Моё тело настигла тёплая волна алкоголя. Немного захмелев, я прикрикнул:

«Алё, гараж, Колёк, дай-ка цигарку!»

«Ага, то есть тебе и опохмел принеси, и сигарету подай. Пиздюлей не навернуть?!»

Я и вправду с утра припив, немного расслабился. Стрелять сигареты я не стал, с утра как то не хочется. Я решил пройтись немного вдоль улицы, неподалеку от места моего ночлега. Раскалённый асфальт ещё с большей силой нагревал воздух вокруг. Вокруг передвигались люди в ватно-марлевых повязках. Вся эта картинка напоминала кадры из фильмов о катастрофах. Внутри было как-то не по себе. Люди ждали дождя…

Пока я философствовал, на глаза попалась половина сигареты «Кент» с женской розовой помадой. Отличное начало! Глядишь и желудок не останется голодным.

Пока ненасытное солнце выжимало из прохожих солёную влагу, мы лежали на прохладной траве, и планировали предстоящий день.

– « Насчёт еды надо будет подмутить, до храма далеко*, поэтому в этом районе надо как то решать. Думай башка! Хули лыбишся!» – бодро высказался Колька.

* – в храмах и церквях, если человек верующий, почти всегда накормят просящего

– «А хули думать, вон, „Макдак“ рядом, по старой схеме, что оставят – наше всё. Или ещё лучше козырная табличка!» – выпалил я, радуясь, что сообразил достаточно быстро.

– «Твоя, правда, Владик, ближайшие пару часов расписаны». – Не без важности выразился Коля.

Мы продолжили своё существование на нашем любимом месте рядом с детской площадкой. Выбор был очевиден, это место было центром. Рядом располагалась дорога, тротуары с прохожими, магазин. По пятницам нам особо везло, ведь мужики возвращались с работы и желали употребить чего покрепче. Таких людей, частенько посещала глобальная скукотища, бесконечная тоска и усталость быта. Общением с нами, они стряхивали с себя пыль офисов, говорили на понятном русском языке, с горчинкой ненормативной лексики. Мы, с Николаем, в очередной раз убеждались в своём выборе. Как я уже напоминал, рядом находился круглосуточный магазин в шаговой доступности, что делало поход за топливом сиюминутным. Более того, Тамарка (в доме неподалёку) торговала чеченской бормотухой. Раем, наше логово, можно было назвать с большой натяжкой, но поверьте, многие начинающие мечтали о таком пристанище.

Расскажу немного о нас.

Мой товарищ Николай, некогда профессор и преподаватель МГИМО, опустил руки по ряду событий. Первое, не особо значительное, это развод с женой. Не знаю, толи ей секса не хватало, толи монотонность будней омрачало супружескую жизнь, этого уже не узнать. Мой товарищ не распространяется на данную тему. Вторая, существенная проблема, это университет, где он собственно имел честь обучать наше подрастающее поколение. Там-то и началось. Николай Иванович, как человек тихий и мягкий, не мог со спокойной душой переносить все выпады и шутки со стороны студентов. Ключевым моментом стал последний случай. В обычный будний день, выходя из дома, Николай застал одного из студентов, у своего, недавно купленного Форда Фокуса, с баллончиком краски. А дело уже было сделано. По бочине автомобиля, пестрили 3 огромные буквы салатового цвета – «ЧМО». Неизвестно, что сподвигло парня на такой отчаянный поступок. Толи поставленный неделю назад «незачёт», или может личная ненависть к Николаю Ивановичу, но студент-отморозок сделал своё грязное дело, изменив жизнь Коли до неузнаваемости. Случился нервный срыв. Квартиру они с женой снимали. Машину забрала служба безопасности банка, за невыплаты по кредиту. Но Николай не унывает, и даже заявляет (!), что с удовольствием пришёл бы раньше к такому существованию. Иванычу 50 лет, и он наконец-таки счастлив.