Читать Это было недавно, это было давно

Мой отец Яков Логинов после окончания Гражданской войны остался на военной службе в городе Новониколаевске. Здесь он влюбился в девушку еврейку Рахиль и женился на ней, вопреки мнению своего окружения, которое считало, что военный комиссар, коммунист не должен вступать в брак с женщиной из непролетарских слоев населения, а его брак является уступкой мещанству.

Однако отец, будучи интернационалистом, считал, что женитьба на еврейской девушке является не мещанством, а реализацией политики партии по единению всех наций в борьбе за построение социалистического общества. Да и вообще, о какой идеологии может идти речь, когда к тебе пришла любовь! Таким образом я сын Якова и Рахили родился в условиях идеологической борьбы в лагере моего отца и это обстоятельство не могло не повлиять на мое будущее.

И тот факт, что я стал идеологическим бойцом партии, было предопределено условиями моего рождения. Однако моя мама Рахиль и бабушка Роза Соломоновна в тот час не думали об идеологии. Они думали о главном событии в жизни еврейского мужчины, о его посвящении в евреи, то есть о моем обрезании. Втайне от отца, они понесли меня к раввину, чтобы совершить торжественный акт моего обрезания. Но случилось так, что главный специалист по обрезанию, моэль, находился в отъезде, и акт моего обрезания не состоялся. Таким образом я на всю жизнь остался необрезанным полуевреем, о чем никогда не сожалел. А сейчас расскажу о своем детстве.

Есть дети послушные, ласковые и есть такие, с которыми родителям очень сложно. Я относился к последним. Почему? Трудно объяснить. Семья интеллигентная, родители воспитанные, ласковые, терпеливые. А я, их противоположность. Может быть, наследственность подвела? Отец, как-то сказал, что своим поведением я очень похож на его старшего брата Василия. Видел я этого Василия, когда он приезжал к нам в гости. Пьяница и грубиян. Неужели я буду таким же, когда вырасту? Не дай Бог, как говорит моя бабушка.

Рычагов воспитания на меня действовало много. С трех лет на мое воспитание подналег детский сад. Утром каждого дня кто-то из моих родителей привозил меня в эту обитель добра и вежливости и оставлял на попечение воспитательниц, которые, не жалея сил трудились над моим характером и образованием. Их было несколько. Мы звали их тётями. Тётя Шура, тётя Ирина, тётя Матильда и так далее. Заведовала садиком тётя Фима, о которой говорили, что она была героем Гражданской войны и смелой пулеметчицей. Замыкала строй моих благодетельниц тётя Фрося, которая не давала обитателям детского сада умереть от голода.

Все тёти были незамужними женщинами. У них не было собственных детей и с позиций сегодняшнего дня можно сказать, что они едва ли владели знаниями детской психологии, ибо знания их ограничивались в лучшем случае, дипломом об окончании реального училища. Поэтому едва ли они знали, как с детьми нужно обращаться. Они были слишком интеллигентными. В то время как в отношении к некоторым из нас и, в частности, ко мне нужно было применять «кнут», то есть беспощадную строгость, а я слышал интеллигентский лепет вроде: «Так, дети, делать нельзя, это нехорошо…» – и прочее и прочее в таком же духе. Такое отношение к нашим шалостям вело к тому, что дети, которых нужно было пороть, злоупотребляли мягкостью воспитателей и продолжали безобразничать. Был, например, в нашей группе такой хулиган – Васька Голиков. Он, несмотря на замечания тёти Шуры, продолжал носить в садик рогатку и во время прогулок палил из неё по собакам, кошкам и воробьям. Кончилось тем, что он попал девочке в глаз и едва не сделал её инвалидом. Был страшный скандал, и тётя Фима при всех пообещала уволить тётю Шуру с работы.