Читать Улей

Убивай меня.

Убивай меня, как Эбола…

© Мот feat Jah Khalib

День сорок третий.

Ева врывается в гущу мрачного леса. Бежит на пределе возможностей, не чуя под собой ног. Задыхается и хрипит от прилагаемых усилий и бьющегося по венам адреналина. Тяжелые длинные волосы взметаются за спиной буйным шлейфом. Тугие ветки то и дело хлещут по лицу. А морозный воздух, раздражая слизистую, полосует горло.

Сердце резко сокращается и едва не взрывается у Исаевой в груди, когда она улавливает позади себя глухие удары мужских ботинок.

Адам Титов. Ее ненавистный враг. Ее любимейший противник.

Он никогда и ни за что не делает ей скидок. Он играет с Евой, как с равной. И он ее, конечно, поймает. Он сегодня ее определенно поймает. Исаева уже это знает. Она этого нестерпимо желает. Погоня – лишь малая часть их сегодняшней партии.

Титов заставляет ее испытывать незнакомые эмоции. Они Еве интересны. Она хочет их исследовать вдоль и поперек. Но врожденная предрасположенность к бунтарству и нездоровому азарту, данным девушке с фатальными излишками, управляет ее разумом и каждый раз склоняет к сопротивлению. Она несется вперед и упрямо обещает себе сражаться до последнего вздоха.

Ева напугана и до нелепого взволнованна, потому что они оба – она и ее преследователь – знают, что этой ночью их жестокая игра модифицирует правила.

После подстроенной ею сегодня пакости уже что-то изменилось. Это «что-то» Ева пока не понимает. Не способна осмыслить и дать определение. Тело терзает лихорадочная тревога, но из какого органа она исходит, девушка не знает. Определенно, не из головы. Там крутятся планы и схемы, расписаны четкие алгоритмы действий. Ева беспечно тянет нити своих эмоций, но так и не находит, откуда выходит ее слабость.

От залпом заглатываемого морозного воздуха в груди распаляется режущая боль. Кровь громким стуком частит в висках. Но Исаева продолжает бежать, двигаясь меж деревьев, будто управляемый артиллерийский снаряд.

Не страшится физической боли. Больше всего девушка боится слепящей неизвестности и горького разочарования, которое может скрываться за ней.

Ее передвижение обрывается неожиданно и быстро. До того, как Ева понимает, что происходит, крепкие руки обхватывают ее плечи, отрывают от поверхности земли и грубо бросают прямо на снежный покров. Девушка приземляется на четыре конечности с задушенным истощенным вскриком. Стремительно разворачивается и упирается ободранными руками в жесткий мерзлый снег позади себя, окрашивая его чистоту кричащими алыми разводами. Чувствует, как колючее зернистое покрывало через плотную ткань брюк шпарит холодом ее ягодицы, как жгут раны на стертых ладонях, как скачет от сумасшедшего волнения сердце.

«Смотри на него. Смотри! Не склоняй головы».

Адам падает перед ней на колени и руками, словно в тиски, крепко фиксирует ее бедра. Склонив голову, впивается в глаза Евы диким взглядом. Срывает им все ее защитные оболочки, начисто счищает демонстрируемые ею браваду и пафос. И Ева цепенеет, переставая дышать. До ужаса уязвимая. До безумия чувствительная.

Мир вокруг тих и спокоен, словно весь вероятный хаос осел у нее в груди. Лунная лампа, с незыблемой своей высоты, освещает сосредоточенное на девушке дьявольски привлекательное лицо Титова. Не в силах пошевелиться, она пытается контролировать свой затуманенный разум. Ищет в себе то, что сегодня потеряла. Мысленно повторяет мантру, с которой в последнее время засыпает: