Читать Костер Померанца и Миркиной. Эссе, лекций, стихи

Посвящаю моей жене Юлии

Духовное наследие Григория Померанца и Зинаиды Миркиной огромно, и оно нуждается в освоении. В эту книгу вошли эссе, очерки, статьи, которые были написаны по тому или иному поводу, но все они посвящены чете мудрецов. Отдельный корпус текстов составляют лекции 2018–2019 гг., прочитанные в Музее на Донской в рамках семинара «Работа любви». Лекционный курс является продолжением эссеистики, а та, в свою очередь, ориентирована на вопросы, которые поднимаются на семинарских занятиях. В этой ситуации неизбежны повторы. И я надеюсь, что читатель не будет судить меня слишком строго за частое обращение к одним и тем же темам, лейтмотивам, «выбранным местам», фактам биографии, которые не меняются при смене аудитории.

Григорий Соломонович называл людей близких ему по духу «творческим меньшинством» и считал, что их в количественном отношении немного. Однако почитателей творчества автора «Записок гадкого утенка», как мне кажется, становится всё больше. Неизменно растет интерес и к «поэзии священной глубины», как окрестил Померанц стихи своей супруги. Но не все так просто. Я знаю людей, чрезвычайно высоко ставящих Померанца как мыслителя и лишь из уважения благожелательно отзывающихся о поэтическом даре Миркиной. Имеет место и обратная ситуация. Из Миркиной делают икону, оставляя за бортом своей жизни золотоносный пласт философической померанцевской прозы. Могу сказать только одно. Воспринимать их по отдельности – это значит не понимать их. Часто главы «Записок гадкого утенка» буквально увенчиваются стихами Зинаиды Александровны. Это движение в фарватере прозрений друг друга всегда завораживало меня. А лекции, которые они читали в унисон, увлеченно поправляя друг друга! Словом, представить себе одного без другого совершенно невозможно. Судьба могла и не свести их, но тогда бы это сделал Бог. Она очень темпераментный, горячий человек, достигавший в созерцании последних глубин покоя и отрешенности. Он, человек мягкий, умеющий уступать, искать и находить компромиссы, обладал в парализующих волю ситуациях львиным бесстрашием. Они разные, очень разные, и в то же время представляют собой один духовный организм. Тем, кто был свидетелем этого чуда, несказанно повезло. Но чудо продолжается. Они оставили нам свои сочинения, свой семинар, свой дух.

Заканчивается эта книга циклом стихов, помещенных в отдельный раздел. Первый опыт исследования творчества мудрецов был предпринят мною в монографии «Старая дорога», которая также завершалась стихами. Они, как и все, что я пишу в последние годы, адресованы бесконечно дорогим мне людям – моим наставникам, вернейшим друзьям – философу Григорию Померанцу и поэту Зинаиде Миркиной.

Когда Григорию Соломоновичу пела дифирамбы либеральная элита 90-х, он оставался равнодушен. Не могла смутить его и резкая критика православных фундаменталистов. Друг четы мудрецов Л. Суркова написала в своих воспоминаниях о том, что когда-то Померанц был очень политизирован. Именно он своей «овощной речью» в институте философии приостановил задуманную реабилитацию личности Сталина. Антисталинский доклад в шутку переименовали в «овощную речь» из-за фамилии докладчика. Может быть, речь была и «овощная», но била она, как молот. Да, он поступал по совести и в то же время никогда не забывал, что «чистая совесть» – уловка дьявола. В конце своей жизни Миркина говорила: «Если бы его назвали праведником, он бы пожал плечами: “Ну праведник, ну и что”. Он ни в чем не находил повода для гордости. Но он и не впадал в крайности самоуничижения. А ведь это всегда две стороны одной монеты. Я думаю, он просто угадал свое предназначение.