«Ненавижу грибы», – думал Миша, глядя на результаты визуального контроля космической станции.
– Может, сразу её, это, – он сделал движение рукой, словно что-то летит, а потом медленно падает вниз. И сгорает в атмосфере. С лёгким шипением.
– Афанасьев, мы можем принять радикальные меры, если ты готов компенсировать расходы на Марсианскую миссию и вернуть станцию с Луны. Не говоря про все эти частные лавочки, что производят чипы на орбите. Готов?
Перед Мишей стоял друг его отца подполковник Алишер Танатов. Серьёзное лицо серьёзного начальника. Главой космодрома кого попало не поставят.
Миша открыл было рот, но Алишер Александрович добавил:
– И китайцам объяснишь, почему это мы решили прервать долгосрочный проект без весомого обоснования. Ты же понимаешь, что если мы уроним одну оранжерею, – он указал пальцем на планшет, – то придётся избавляться от всех остальных модулей. А мы ведь уверили коллег, что всё будет в порядке!
Миша закрыл рот и молча углубился в документы.
До взлёта на орбиту оставалось чуть меньше четырёх часов.
***
Ещё утром Михаил Афанасьев по кличке «Ботаник» сидел в столовой и ел варёную картошку без ничего. Почему? Потому что блюдом дня были грибы, и их добавили во всё. А Миша их терпеть не мог, спасибо папе – заядлому грибнику.
Однако, отсутствие лишних тарелок на столе – не повод сохранять пустоту. К Афанасьеву быстро подсел его помощник Йохан.
– Гутен тагх, Михаил. Я с расчётами. Точность до сотой процента. – Он произносил некоторые буквы так жёстко, что казалось, будто он рубит своим тихим голосом полоски металла.
Миша проглядел отчёт на планшете и покачал головой: Йохан с такой лёгкостью оперировал сложными вычислениями, что даже некоторые компьютеры не могли его опередить, в том числе те, что выращивали на орбитах. Он переставлял элементы матриц, делал подстановки так, что проректор по научной части как-то назвал это «метафорической математикой».
Возможно, причиной этого было уникальное сочетание культуры и генетики: на Мишу внимательно смотрел воспитанный в немецкой инженерной семье генетический китаец. А они, говорят, с цифрами на ты. Нихау, яволь.
Миша снова погрузился в цифры. После пяти минут он вздохнул, перекинул несколько значений в другие клетки, выстроил график и показал Йохану:
– Посмотри, у твоей модели совпадение в середине диапазона и почти – в начале. Но дальше – опять расхождение.
– Не может быть. Модель точная – скопирована с прототипа, как просил.
– Что-то мы не учитываем, – Афанасьев уже смотрел в окно столовой, пытаясь понять, что же они упускают.
Вот уже тридцать лет они не могут найти причину утечек из БИОМа – Большой Искусственной Оранжереи Межпланетной. БИОМ позволил системно и качественно выращивать продукты питания для печатающих чипы станций на орбите, на Лунной базе, и на него возлагали большие надежды при длительном освоении Марса.
Однако, постоянно происходили утечки воды. Меняли материалы, меняли давление, меняли угол установки. На Земле аналогичные конструкции держались годами без коррозии, а в космосе, почему-то, растекались.
И Миша уже третий в очереди тех, кто надеется проблему решить. Не вторым временным контуром, который собирает вытекающую по капле воду, а нормально, чтобы работало, как запланировали.