На следующий день они собираются в комнате Птицы.
– Очуметь, – Ксень вскакивает и ходит туда-сюда по комнате, нервно теребя свои рыжие кудряшки и обкусывая губы в кровь. За ней бегает змеецвет. – Они там еще больше не в себе, чем я думала! Всем! Темным! Сектором! Хором!
– Бедный Ян, – тихо всхлипывает Птица и прикладывается к оставленной им вчера кружке. Почему-то она не выкинула ее вчера, даже чай не вылила, и теперь он, остывший, приятно освежает. – О боже, если этот светлый гад никак не ответит на мою молитву, я его найду и глаз натяну. На жопу.
Кайо смотрит странно, усмехается чему-то своему, а потом выдаёт внезапное:
– Девочка, ты что, влюбилась?
– Я? – Птица ахает. – Это у вас что, с Драссиром один общий прикол на двоих? Нет, конечно!
Ксень переглядывается с бабулей и уточняет аккуратно:
– А почему ты тогда гладишь кружку?
Птица хлопает глазами. И правда, она только что неосознанно выводила на ней пальцами узоры.
– Так! – рявкает она, одним глотком допивает чай и подходит к повару. Открывает отсек, куда сгружают использованную посуду. И зависает. Руки на автомате прижимают чашку к груди. – И какого хрена?
– Влюбилась, – пожимает плечами Кайо.
– Да? В кружку? Она тут при чем?
– А ты не очень быстро соображаешь, да? – вскидывает брови Кайо. – Не верю, что мне приходится тебе это объяснять, и ещё больше не верю, что ты настолько романтична, но твой ненаглядный демон держал эту чашку в руках.
Птица смотрит на кружку, как на врага народа.
– Романтика – гадость, – Говорит Ксень. – Так, я в библиотеку, мне нужна тетрадь и ручки! Я буду… – Птица на нее злобно смотрит, потому что понимает, что Ксенька явно тоже заметила ее трепетное отношение к кружке, рыжая краснеет и продолжает: – Потому что я хотела… что-то я хотела вот только что! Не пялься на меня, я теряюсь! Я хотела записать, что нам показали, чтобы не забыть потом! И поставь чашку! Тоже мне, икона! Еще помолись на нее, потому что её держал великий и ужасный лорд!
Птица фыркает столь красноречиво, что Рыжая ойкает, краснеет и пулей уносится из комнаты, прикрывая пылающие щеки книгой. Блондинка тут же бежит за ней, хватает за руку:
– Попробуешь что-то записать – вот этой кружкой по носу и получишь! Не вздумай! Ничего из того, что нам показали, нельзя хранить нигде, кроме памяти, ясно? Ладно, вали в свою библиотеку…
Она возвращается в комнату и честно пытается поставить чашку на стол. Каким образом через пару минут она оказывается у неё в руках, Птица объяснить не может.
– Твою мать. Я что с ней теперь, спать буду? Как с плюшевым мишкой? Полная жопа. Докатились.
– Влюбилась, – констатирует Кайо. – Уж мне можешь поверить, невооруженным глазом все видно!
– А ты не знаешь, как… Ну типа… Перестать? А если я не хочу? Ты же старый мудрый дух, поведай!
Кайо опускает голову, прячет лицо за пеленой волос, плечи ее мелко трясутся. До Птицы доходит, что призрак попросту смеётся.
– Любовь неизлечима, милый мой гений, – говорит женщина. – С ней надо просто жить…
– Да ну я не хочу! – возмущается девушка. – Да ну блин… Да твою же мать! Он же меня в ответ не…
Птица резко осекается и замирает.
Похоже, ей надо жить не просто с любовью – а с безответной, как из идиотских сериалов и книг. Есть ли у нее хотя бы малейший шанс? Ясно же, что никакого. С тяжелым вздохом девушка ставит чашку на тумбочку рядом с постелью и сворачивается калачиком.