Алексей Тимофеевич проснулся с приятным ощущением, что сегодняшний день будет особенным. Его обязательно, обязательно должны допустить до объекта!
Все, казалось, обещало удачу. Вовремя сработал старенький механический будильник. Так что когда прогудела городская сирена побудки, и по всему кварталу в кухнях и ванных открылись краны, он уже успел принять душ, и ему досталось вдоволь приятно теплой, почти горячей воды.
Тучи, осаждавшие город, наконец разредились, и яркое солнце, отражаясь от стен, недавно выкрашенных в чистый белый, наполнило кухню таким светом, что, войдя, Алексей Тимофеевич зажмурился от удовольствия.
Первым делом, прежде чем готовить завтрак, он включил музыку Старостина по радио – очень пожилой, но исправной электронной колонке. Остальные ее функции потеряли смысл, их не к чему было подключать, не для чего использовать. А встроенный будильник сбоил чаще механического. Но Алексей Тимофеевич очень ценил, что это устройство из прошлой жизни все еще работало. У коллег и соседей давно уже были приборы на радиолампах.
Как раз когда закипела вода, колонка заиграла песню «Без полутонов все четче» из первого альбома. Ее продолжительность точно совпадала со временем приготовления яиц всмятку, и Алексей Тимофеевич даже крякнул, улыбаясь.
Когда песня закончилась, он достал из кипящей воды два яйца, а третье оставил еще на пару номеров. Его стоило доварить вкрутую.
Он почистил вынутые яйца, снял ложечкой верхний кусок и удовлетворенно покивал. Желток был густого серого цвета. Значит, жидким как нужно.
С чашкой заваренной мяты, чай с чабрецом он не очень любил, Алексей Тимофеевич встал у окна и посмотрел на город. Блекло-серое небо, контрастные облака, белые, черные и серые дома, неразборчивых оттенков серого деревья.
Может быть сегодняшний день вернет цвета? Может быть не все, не сразу, но хотя бы какие-нибудь? Он даже попытался вспомнить, как выглядели небо и листва, когда он еще мог отличить голубое от зеленого, но увы. Слишком уж привычным стало черно-белое зрение.
С третьим яйцом в кармане он запер дверь квартиры и подмигнул ржавой вывеске «лифт не работает». В такую погоду колени вовсе не давали о себе знать, так что он бодро, почти как молодой спустился по лестнице и вышел из подъезда.
Во дворе уже обнаружились перемены. Несколько жителей соседнего разрушенного снарядом дома, те из них кто не был на войне, не работал на заводе или в шахте и кому некуда было идти, обычно трудились на разборке завалов. Сегодня же они высаживали на клумбы цветы.
– Решили вот деревья не сажать снова, – приветственно раскланявшись объяснила одна из этих соседей, пожилая женщина, – а то что, от них только серость. А тут вот новые бархатцы привезли. Специально выведенные, чистые, смотрите, белые и черные. И все понятно, и глаз радуется, верно, Алексей Тимофеевич?
Ему было немного жалко сгоревших во время обстрела вязов. Он даже оглядел двор, представляя, что никогда больше не будет их тенистой листвы. Но, с другой стороны, в солнечный день они наводили серую тень, а в пасмурный – серую темноту. Это в кино деревья выглядят четко. А в жизни бывшая зелень сливается в блеклую муть. Зато так, без густых крон, двор как будто стал просторнее.