92-ой год. Сентябрь. Мне 12 лет, и я впервые по-настоящему влюбилась. И будь у меня второй шанс, не уверена, что поступила бы иначе. Никто не знает, как правильно, для кого правильно? Мы поступаем так, как нам кажется верным в тот самый момент.
***
Имя боли моей – твое имя…
Как же болит живот! Сил нет. Но мама сказала, что обезболивающие таблетки пить вредно, нужно терпеть.
Я натянула колготки и шерстяной свитер. Колючий! Никак к этому не привыкну. Даже если надеть под него майку или футболку, все равно крошечные «шерстинки», словно тонкие иголки впиваются в кожу, и она покрываться мурашками. Бррр… А самое обидное, что при всех этих мучениях теплее-то не становится. Может, потому что мурашки от свитера те же, что и от холода? «Гусиная кожа» – так бабушка ее называла. Я усмехнулась. Ну и ерунда лезет в голову. Мне же только двенадцать – еще успею привыкнуть и не к такому. Наверное, потому что привыкать к плохому совсем не хочется.
Вышла в прихожую. Мама стояла в дверях и была готова выходить. Она недовольно окинула меня взглядом.
И почему всегда такое выражение лица? Словно укор! За что? Каждый раз внутренне вздрагиваю от необъяснимого чувства вины, будто не оправдала каких-то там надежд, о которых меня никто не предупредил; или не дотягиваю до какого-то там стандарта, о котором, опять же, мне никто и слова не сказал. А я, может, была бы рада и дотягивать, и соответствовать, если бы только знала, чему именно. Если честно, порой казалось, что мама и сама толком все еще не определились, каким стандартам и критериям ей хотелось бы, чтобы я соответствовала, и до чего там конкретно мне следовало бы дотягивать.
Я вздохнула: сейчас начнется.
– Джинсы не надевай, лучше юбку, – привычно напомнила мама.
И ведь не надоедает ей каждый день это повторять!
– Они дурацкие! – возмутилась я.
– Не выдумывай. Нормальные юбки – обычные, как у всех.
– В том-то и дело! Как у всех!
Да! Именно: почему я должна быть как все? Почему быть собой, в мамином понимании, это плохо, неправильно, неприлично? А мне быть мной и вовсе… должно быть стыдно. Не мне, а маме, как она говорит, хотя и мне тоже, после того, как меня отругают за что-то, в чем я не вижу ничего плохого. Ох, как-то путано мне сегодня думается.
– Что ж, надень тогда юбку задом наперед, вряд ли кто-то заметит, зато будешь точно не как все, – невесело пошутила мама, ну, я надеялась на это.
– Мама! – я поморщилась, тоже мне юмористка! Лучше бы таблетку от боли дала.
Юбка! Не ношу я юбки, они меня толстят!
Посмотрела на себя в зеркало: невысокая, худая… Ну, ладно! Не худая, а нормальная, стрижка короткая, взгляд исподлобья – все было же хорошо и привычно. Но теперь эта боль. Черт бы ее побрал! Словно на цепь посадили: ни взлететь, ни сбежать!
– Мам, и сколько придется терпеть? – решилась я спросить, подозревая, что ничего оптимистичного не услышу.
– До старости, – ответила мама, как всегда прямо и не подбирая слов.
– Я имею в виду дней? – уточнила я.
– У всех по-разному, – равнодушно пожала она плечами.
И почему она не видит в этом ничего такого?
Какого?
Ненормального! Почему? Мне вот не по себе! Мне неловко! Некомфортно, наконец! А сколько ограничений теперь! Я вздохнула: придется все время жить с оглядкой!