Когда люди, бывает, интересуются моим мнением о романе «Преступление и наказание» нашего великого писателя Федора Михайловича Достоевского, я обычно ухожу от прямого ответа. Не к лицу мне, человеку пусть даже не совсем далекому от литературы, судить со своей колокольни о литературных достоинствах произведения всеми признанного мастера. Мои собственные сочинения отнюдь не отличаются художественностью слова, хотя в данной моей работе я упорно стараюсь преодолеть недостатки, свойственные прежним моим мемуарам, в чем, признаюсь, мне сейчас помогает человек, имеющий опыт написания собственных литературных произведений. Но как человек причастный к правоохранительной деятельности я не могу не отметить в книге г-на Достоевского некоторые огорчительные для меня моменты. Во-первых, я считаю, что наш великий писатель в своем романе крайне невнятно и даже искаженно изобразил методы наших правоохранителей, в связи с чем у читающей публики может создаться превратное представление о деятельности Санкт-Петербургской сыскной полиции. А во-вторых, по моему мнению, автор, подняв важнейшую тему неизбежности наказания за свершенное преступление, совершенно ее не раскрыл. Может ли наше современное общество в этом сверхважном для себя вопросе полагаться исключительно на раскаяние преступника? И может ли деятельность правоохранителя сводится лишь в побуждении преступника к раскаянию?
Для меня тема преступления и наказания за него имеет, так сказать, и личный аспект. Несет ли наш правоохранитель моральную ответственность за деятельность своих коллег, в том числе и за их возможные преступления, и должен ли он тогда соответственно нести и наказание? В этой связи я хочу рассказать один случай из своей практики, который по странному стечению обстоятельств связан с событиями, нашедшими частичное отражение в романе г-на Достоевского, и который, на мой взгляд, в большей степени раскрывает тему преступления и наказания, чем описанные в романе события.
Это было в те годы, когда мы готовили нашу великую судебную реформу. Я трудился в одном из комитетов по реформе и в то же время в составе Всероссийской следственной комиссии. Я еще не был тогда назначен начальником Санкт-Петербургской сыскной полиции, однако, события криминальной жизни нашей столицы я уже держал в поле своего пристального внимания. Об этом знали и, бывало, обращались ко мне по старой памяти разные влиятельные лица. Однажды обратился ко мне игумен Воскресенского монастыря города N. отец З. Некая богатая дарительница, которая обещала отказать монастырю по духовному завещанию все свое имущество, была убита, а ценное имущество ее похищено. Отец З. от имени монастыря за помощь в поисках даже обещал половину стоимости найденных денег и ценностей. Не прельщаясь обещанным материальным вознаграждением, но руководствуясь исключительно принципом справедливости и почтением к нашей Церкви, я согласился посильно содействовать раскрытию дела и поискам пропавшего имущества.
Проницательные читатели уже, должно быть, догадались, что речь идет о том самом преступлении, которое описано в сочинении г-на Достоевского, и готовы уже, зевая, закрыть мою книгу. Однако, я прошу своих проницательных читателей не спешить с выводами и продолжить чтение.