⇚ На страницу книги

Читать Но свет в домиках горит

Шрифт
Интервал

© Наталия Осташева, 2023


ISBN 978-5-0056-4983-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

#скзчк

Автобиография

Еще маленькой девочкой я мечтала о Сыктывкаре. Мои ровесники возились в песочнице, роя подземные ходы, строили ведрами небоскребы, а я мечтала о Сыктывкаре. Волшебная выдуманная страна манила меня своей неизвестностью.

Я видела ее во сне, я плакала о ней на переменах, я путала тригонометрические формулы, видя в каждой разобранный Сыктывкар, я делила это слово на слоги. Господи, как же прекрасно оно звучало: Сык-тыв-кар. Кажется, на каждую произнесенную «ы» в катакомбах песочниц улыбался потерянный хомячок.

Я окончила школу с деревянной медалью и одной тройкой по географии. Не было дня, чтобы я не думала о Сыктывкаре – моей далекой мечте, до которой, как мне казалось, никогда не добраться.

В техникуме, куда меня взяли за красивую улыбку, я проектировала железные дороги и стала очень сильной. Это помогло мне устроиться в бригаду стрелочников с графиком работы два через два. Коллектив у нас был хороший, дружный. Мой сменщик Емельян готов был слушать бесконечно волшебные сыктывкарские сказки про коней и царей, мальчика в золотых башмачках и синеватого носорога, удочку-арку и веселый кисель, чугунный флюгер и месяц-плаксу, ласточку-обжору и шестнадцать секунд восторга.

Случались дни, когда поезд на Воронеж срезал через лес, и работы почти не было. Тогда мы садились в кресла-качалки, и Емельян просил: «Расскажи ту историю о гнутых подсвечниках». И я рассказывала – про фитилька-зануду, неподвижную зажигалку и красный закат над Сыктывкаром.

Макушки деревьев перед нами тоже полыхали, а потом незаметно включались звёзды. «Интересно, – думала я, – есть ли у волшебных жителей моего Сыктывкара такое же небо? Замыкается ли Волопас над их головами? Каким цветом отливают Волосы Вероники?» И тогда Емельян тряс меня за плечо, и мы шли до маршрутки.

Начало

Один разгадыватель древних табличек, раскопав древнюю табличку, так устал ее разгадывать, что соединил фигуру по точкам и закопал всё обратно – чтобы следующим ребятам было попроще.

Так повторялось из десятилетия в десятилетие: все пытливые умы по чуть-чуть приближались к разгадке (один даже распознал слова «синий» и «разгаляндаться»), но очень быстро бросали, потому что картошка сама себя не посадит, да и жена изо всех окон кричит, кочергой машет.

И когда через тысячу лет криптограф-дачник проходил по участку, постукивая побеги чеснока детской лопаткой, он нашел окаменелого крота XI века с флешкой на шее.

Захотел флешку снять, сдвинул камень, развернул, потянул, дунул, плюнул, тут-то всё и пропало.

Серафим

Ребята во дворе звали ее тетя Глока. Никто уже не помнил, лингвистом она была или стрелком, а сама она никому ничего не рассказывала.

Однажды вечером мы зашли к ней за макулатурой, и она попросила достать с верхней полки старинный семейный альбом.

– Нет-нет, – запротестовали мы, но просьбу выполнили.

Тетя Глока присела на скрипучее кресло, быстро перевернула несколько тяжелых страниц и задержалась над пожелтевшим снимком.

– Ну всё, нам пора, – сказал Серафим, и мы засобирались.

Серафим – это я.

Время

И тут кто-то поднял руку и произнес: «Можно выйти?»

А новый учитель спросил: «Фамилия?»