Всю ночь бушевала снежная метель – пурга по-здешнему. Не затихла она и к утру, а напротив, с рассветом еще сильнее разыгралась. Ветер завывал в печной трубе, захватывая и унося с собой остатки тепла. Старые бревенчатые стены, казалось, устали сопротивляться напору стихии и тихо стонали от очередного порыва ветра. Бабка Анисья, кутаясь в старую шаль, вышла в сенки.
Уголь, припасенный с вечера, закончился, а для того, чтобы пополнить запасы, нужно было добраться до углярки. Нацепив валенки и старую мужнину фуфайку бабка Анисья отправилась на двор. Отворить дверь, ведущую из избы во двор, у нее не получилось ни с первого, ни с пятого раза. Снег запечатал единственный выход во двор. Телефона у Анисьи не было. Оставалось надеяться, что сосед Гришка, беспробудный пьяница и дебошир, решит опохмелиться ее настоечкой, как бывало не раз, и тем самым спасет ее из вынужденного заточения.
Время шло, а Гришка так и не появлялся. Либо спал со вчерашнего непробудным сном, либо был заперт супругой своей Валькой в чулане, для вытрезвления. Валька хоть и была женщиной с виду хрупкой и безобидной, но характер имела грозный. В добавок ко всему обладала недюжей силой. Гришка был мужиком здоровым, но Вальку свою боялся, как огня. И супротив нее слова лишнего сказать не смел.
Дело близилось к полудню. Изба в конец остыла. В голову бабки Анисьи полезли мысли одна страшнее другой. Не очень-то хотелось ей помирать от холода в собственной избе на исходе лет. Укутавшись в теплое верблюжье одеяло, бабка Анисья стала вспоминать пролетевшую, слов стая ворон, жизнь и незаметно задремала…
Очнулась она от того, что кто-то с силой колотил в кухонное окно. Выбираться из-под теплого одеяла совершенно не хотелось. Но стук не прекращался, становясь все более настойчивым.