Читать Людоед

© Ксения Камикато, 2022

ISBN 978-5-0056-4278-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Бессилы поднебесные! Это же сколько я должен выпить, чтобы выдержать несколько часов с этим несуразным сгустком плоти и бессознательного?»

Она была прекрасна собой, но кроме зова плоти я не смог к ней ничего испытать. Это стало ясно с первых минут общения, но я почему-то, проникнувшись советами наведывавшегося во сне старого доброго друга, решительно вознамерился дать ей шанс. Но грабли на то и грабли, чтобы вспоминать о них лишь в момент свистящего удара черенком промеж глаз.

Причин, по которым я не прекратил прибегать к его подсказкам, больше, чем одна, но меньше, чем я должен был бы до себя допустить. Мы по-разному ощущали вкус жизни, и потому его выверенный годами практики рецепт зачастую аукался мне кишечной судорогой.

Возвратившись домой ни с чем, я даже в объятиях собственной постели не сумел предаться разрядке, ибо эта особа, с коей я был на свидании, истощила меня в ноль. Такова сила пустоты. Мне доставало ее и в себе, и пусть ее пустота была совершенного иного толка, ощущать ее присутствие мне не хотелось.

Мой старый добрый друг говорил: «В человеке сокрыт живительный источник, отыскав который ты станешь вечен: сначала испивая из этого источника, а потом став памятью детей и внуков – так, в совокупности прожитого и минутных воспоминаний, наберется век». Он был оптимистом. Он был романтиком. И это ему не помогло.

В ней не было никакого источника, только голая горячая днем и холодная ночью пустыня. Зарываться с головой в песок мне было без надобности – эти страдания я без мук совести был готов передать ее психотерапевту или на худой конец коучу по личностному росту. За сотни стертых в труху минут жизни, пока слушал ее, я сумел и обжечься и одеревенеть прошлогодней дикой уткой, снятой с полета метким выстрелом бати и покоившейся в углу морозильной камеры. Не мудрено, что от таких перепадов температур мне сделалось дурно настолько, что даже такой дурень, как я, показался ей болезненно одуревшим. И потому она, испив в достатке вина, легким росчерком кисти попрощалась со мной и упорхнула на такси к другому, менее разборчивому охотнику, нарываясь на участь ранее упомянутой мной дикой птицы.

Бледный рассвет охладил пыл отступившего сна. Помилуй Всевышний, но к чему было выдумано пасмурное лето, если на то есть шесть месяцев зимы?

Моя шестиугольная камера: пять внутренних, один наружный – сотрясалась от ударов чьих-то копыт о ступени лестницы за стеной, к которой примыкало изголовье постели. Я пробудительно приподнялся на локтях, обнаружив себя накрытым покрывалом. Скинув узорчатый ворсистый покров, я уставился на ноги, обтянутые джинсами и оканчивающиеся черными носками с выглядывавшим из пробоины мизинцем. И я пялился так пристально, будто надеялся, что он повинится в своем злодеянии и приложит хоть какое-то усилие для исправления ситуации. Этот надоедливый отросток прорывался наружу, сколько я себя помнил, точно в кампании с другими ему было душно. Однажды в пору надгубного пушка я обронил топор и, проникнувшись оторопью, был оставлен наблюдать, как тот приземлился аккурат перед мизинцем, воткнувшись острием в землю, изогнутый отросток даже не дрогнул. С тех пор, замечая его свободолюбивые потуги, я стал относиться к этому со смирением, в подкорке соображая, что вполне вероятно, сила, что держала меня на ногах, была сокрыта именно в этом коротыше-вольнодумце.