Она говорила яблоко, она зажигала яблоко,
а он выбирает публику и песни для никого.
Она не снимала ролики, домой уезжала в Зябликово,
его ничего не трогает в процессе как таковом.
Она говорила – дорого, но не выносила старого,
а он ежедневно новые выкидывал номера.
Она не ломала голову, когда он читал Гаспарова,
а он забывал всё начисто и вещи не забирал.
На ней все балансы белого, на нём – реверансы гениям,
она отдыхает в Греции, а он доедает суп.
И если её концепция – приёмное отделение,
то он у окошка целится, а мимо других несут.
Какие-то фото в рамочке и письма потом выбрасывал,
Как будто стирал из памяти. Но память не жжет карман.
И только цветные бабочки, летающие над трассами,
Вели над его небрасками подсвеченный караван.
Да, собственно, больше нечего. Молчит она, кроме прочего,
а он никого не слушает и тоже не говорит.
Но где-то в почтовом ящике зацепятся междустрочьями
и снова начнут историю,
не влезшую в алфавит.