Читать Воспоминание о дожде

Иногда мне кажется: этого не могло быть! На протяжении пяти лет повторялась сказка, достаточно было сесть сначала в электричку, потом в автобус… И сказка не приедалась, не становилась прозой, рутиной, напротив, с каждым годом обрастая новой плотью, она становилась всё чудеснее, полнее, сложнее, значительнее. А начиналось так.

В перерыве между парами мы с Сашкой сидели, взявшись за руки, на широком – дореволюционном – подоконнике. Институт наш помещался в здании бывших Высших женских курсов, что постоянно давало пищу для острот на «капустниках» и в стенгазетах. Всего лишь полгода назад, после торжественного посвящения нас в студенты, старшекурсники и аспиранты разыграли спектакль о том, как Киса Воробьянинов попадает на «женские курсы» и ему там, понятно, очень нравится. А нам с Сашкой не нравилось! Ему – оттого, что хотел быть врачом, но не прошёл медкомиссию в Ленинградскую военно-медицинскую академию, давление оказалось высоким. А мне не хватило одного балла на химфак университета, и ещё я знала про себя (и уж совсем «про себя» – тайно, даже Сашке не рассказала), что мне не в химию, а в филологию надо было идти, но филологический казался и вовсе недосягаемой мечтой… В общем, жизнь не удалась, что мы старались скрывать от однокурсников, только друг другу признались, отчего, наверное, и произросла любовь – товарищей по несчастью. Правда, к зимней сессии выяснилось, что мы не одиноки, почти все однокурсники недобрали куда-то (кто в МГУ, кто на физтех) одного-двух баллов и, подобно нам, разочаровались в жизни. Например, Варя из нашей группы – ей на биофак балла не хватило. А Саныч пошёл в институт только потому, что всё-таки надо получить «высшее», а то «родичи» – папа-полковник и мама-юрист – заедят, да и вкалывать простым аппаратчиком на химзаводе и тихо спиваться не слишком весело. И так – кого ни спроси… Но нам с Сашкой всё равно продолжало казаться, что мы особенные и любовь у нас тоже необыкновенная, на всю жизнь.

Варька с Санычем подошли к нашему подоконнику, и Варька сказала решительно:

– Мы вас выбрали! Вы нам нравитесь! Пойдёте с нами в поход?

– Да! – сказали мы одновременно.

Я увидела, как у Сашки сверкнули глаза. Будто отразились в зеркале. Я знала, что у меня они сверкнули точно так же. Мы вспомнили, что живём на свете непростительно долго, целых семнадцать лет, жизнь безобразно испорчена «женскими курсами», и если в самом ближайшем будущем не сесть в электричку и не поехать куда-нибудь, то всё окажется безвозвратно потерянным, непоправимым… Забрезжила надежда!

Оказалось, мы идём на Плещеево озеро, что в Ярославской области. Учившийся с Санычем на подготовительном отделении, так называемом рабфаке, Серёга Лапин перед тем, как бросить институт и исчезнуть в неизвестном направлении, успел рассказать, что на Плещеевом в огромном количестве ловятся щуки с помощью остроги, а прочая малозначительная рыба сама так и бросается на крючок. Может быть, Лапин был родом из Ярославля? Впрочем, это уже не имело значения, всё равно больше никаких сведений он не оставил.

Поход был назначен на тридцатое апреля. Мы лихорадочно готовились, делились планами и мечтами с однокурсниками. Случайный рассказ метеором промелькнувшего Лапина обрастал всё новыми подробностями, которые рождались как бы сами собой, из ничего – Саныч был немногословен и не склонен к фантазиям. Весь курс нам завидовал! Но почему мы не пригласили кого-то ещё? Ведь мы были очень дружны – и Саныч с Варькой впоследствии не раз ходили с ребятами из нашей группы на байдарках, а мы с Сашкой жили в общежитии и, естественно, дружили с соседями по комнатам и тоже ходили с ними в какие-то малозначительные, одно-двухдневные походы. Но на Плещеево никто из наших друзей даже не просился, потому, наверное, что всем, и в первую очередь нам четверым, озеро не вполне осознанно представлялось исполненным чудес, сказочным, заколдованным, куда могли попасть лишь посвящённые: таинственно исчезнувший Лапин, Саныч, которому Плещеево было Лапиным как бы завещано, Варька – девушка Саныча, да мы с Сашкой – почему-то Варькой и Санычем избранные.