Читать Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года

Шрифт

Интервал

Пролог

Есть известный анекдот[1]: перед первым полетом в космос НАСА потратило 18 миллионов долларов на создание письменных принадлежностей, которые будут работать в условиях невесомости.

– А у вас что? – как-то спросили они своих русских противников, которых этот вопрос несколько ошарашил.

– А у нас простые карандаши, – ответили русские [1][2].

Запад дал остальному миру много дорого экипированных, сексапильных и воплощающих демократические ценности супергероев – в диапазоне от Нила Армстронга до Люка Скайуокера. Всякий их маленький шаг непременно оказывался гигантским скачком для всего человечества, именно с ними пребывала Сила – и что бы они там себе ни произносили, хоть “их бин айн берлинер”, хоть “обожаю запах напалма по утрам”, никто не сомневался, что подразумевалось всегда одно и то же: “Я король мира!”

Россия имела репутацию Мордора, производила на свет множество одиозных личностей, а вот со свободно конвертируемыми супергероями дела здесь обстояли далеко не блестяще. Был, в сущности, всего один – вечно рот до ушей, автор куцего афоризма “Поехали!” – незнамо кто, невесть какой, неведомо куда; но, странное дело, именно он, живой и светящийся, оказался более популярным, чем “Битлз”, Мэрилин Монро и Че Гевара. Никакие “рейтинги”, “результаты опросов”, “отзывы клиентов” и “количества проданных экземпляров” не могут передать глубины того “океана человеческого преклонения”, в который Юрий Алексеевич Гагарин погрузился после возвращения из космоса.

Простой карандаш. Та же идея.

Такой же очевидной и незатейливой, как простой карандаш, кажется история жизни “Колумба Вселенной”. Вытянул счастливый билет – слетал – стал героем.

Общераспространенное представление о Гагарине сформировано советской пропагандой – манипуляционной системой, печально известной своими успехами в деле искажения информации. Образ Гагарина был имплантирован в наше сознание в виде огромного бронзового монумента кому-то, кто является идеальным образцом национального характера и воплощением всех мыслимых советских мужских добродетелей. Со временем – и в силу известных исторических событий – памятник малость подрастерял свою былую привлекательность; кое-какие изречения на постаменте кажутся сегодня слишком наивными, кое-какие – чересчур патетическими; кроме того, мы видим, что голова и плечи статуи сильно загажены интернет-голубями: прогуглите словосочетание “Юрий Гагарин”, и вас тотчас же известят, что обладатель этого имени – величайший за всю истории блеф СССР, что на самом деле он не летал в космос – ну или летал, но никоим образом не был первым. Пронзительное “знаете, каким он парнем был” переплавилось в ехидное “был тут один такой товарищ”. Жирную подпитку для самых диких слухов дают не только события 12 апреля 1961 года, но и последовавшая семь лет спустя загадочная – так и не получившая общепризнанного объяснения – смерть Гагарина.

Никакой окончательной версии того, кто или что стало причиной этой авиакатастрофы, нет – нет, соответственно, и общественного консенсуса. Что объединяет нацию – так это горечь из-за осознания упущенного в тот момент шанса – поэтому когда видишь на заборе граффити “Юра, мы всё <прохлопали>, прости нас”, – то и фамилии-то для этого Юры не нужно, всем ясно, о ком – да и о чем тоже – речь. И даже когда надпись выглядит как “Юра, мы все исправим”, есть и такой вариант, в ней нет ни тени озорного ресентимента в духе “можем повторить”. Это точно не угроза; скорее обещание – в обмен на возможность верить. Что в его гибели был какой-то смысл, что он не “разбился” – случайно, как хрустальный фужер, а “уплыл” в неизведанное враждебное пространство; как Клуни в “Гравитации”.