Читать Прими объятья стен

Тени ветвей беспокойно расчерчивали потолок черными каракулями. Это ветер безжалостно осаждал своими дуновениями высящийся за окном клен, заставляя его раскидистую крону тревожно покачиваться на ветру. Птичник измученно взирал на все это теневое представление широко раскрытыми глазами. Не то чтобы ему было интересно подобное действо, просто его неподатливое тело по своему обыкновению поступало так как ему заблагорассудится. Утягивало сознание в сон посредине томительного дня, а затем ненадолго выплевывало ближе к вечеру, когда от солнца оставались разве что алые обломки уже рассыпавшегося зарева. В эти мгновения Птичник мало что способен был сделать – конечности его не подчинялись разуму, как сильно бы он не пытался ими пошевелить. Одеревенелые и обескровленные они разве что нелепо подергивались, прямо как потревоженные очередным ветренным шквалом ветви по ту сторону окна. Плененный в тесном промежутке между явью и сном, Птичник мог разве что смотреть на подернутый пляшущим сумраком потолок, или, приложив определенные усилия попытаться пристально вслушаться в предночную пустоту, дабы различить среди пограничной тиши нечто невозможное.

Среди тихого скрежета крошечных птичьих когтей, шороха перьев и сонливого воркования своих крылатых друзей он изредка способен был расслышать чей-то женский голос, чьи интонации были слишком быстрыми и слишком обрывистыми для того, чтобы можно было разгадать каждое прозвучавшее в спешке слово. Казалось, словно кто-то из раза в раз суетно повторял нескладные литания.

– Выплеснутыми темными звездами, серебристыми лентами, двумя гранями, прочерченный путь, намеченный удел совсем рядом, совсем близко. – Царапал разум Птичника чужой голос. Приложив последние усилия, он сосредоточился на ускользающем звучании, видя, как потолок с покачивавшимися ветвями принялся тонуть в режущей очи слепящей ряби. – Попробуй вслушаться, если не веришь. Попробуй лучше разглядеть, попробуй прочувствовать. Если думаешь, что ошибался вспомни про то, кем ты являешься. Сдери все ненужное и бренное, увидь в воссозданном зеркале напоминание и расколи его чтобы никто больше не собрал его воедино.

Затем, литания утонули в пронзительном звоне, образ ветвей же поглотила плотная млечная пелена. Напрягшееся тело все это время тщетно пытавшееся пошевелиться обмякло и потонуло в болезненном сне.

Птичник сумел очнуться только под утро. Пробудившись, он первым делом простер руку вверх, убеждаясь, что теперь все было по-настоящему. Что все вокруг не являлось очередной частью лунатического кошмара. Вне сна ему предстояло сделать слишком многое – позаботиться о птицах, которыми он был окружен. Ведь весь его крошечный ветхий дом, находившийся на самом отшибе изморенной деревни, был унизан длинными жердями и глубокими кормушками. Десятки маленьких нахохлившихся комочков жались друг к другу, расположившись подле потолка и подоконника. Умиротворенно дремали, заняв удобные уголки на порядком изгвазданной мебели. В сводах этого дома им было не о чем беспокоиться, ведь юный хозяин этого места приложил много усилий, чтобы собрать всех этих птиц вместе. Сойки, голуби, дятлы, синицы, соловьи и вороны – все они дремали в этих тесных сводах, едино примкнув к свершившейся идиллии, что казалась неисполнимой.