Читать Блокnote

Сколько бы я ни продавал свою душу, спрос на неё был невысок, оттого и литература моего нутра была обсценным словом, не кормившим меня, вынуждавшим к действию. Работа же, с хорошей периодичностью, тоже сбоила. Я не мог ужаться, будучи уже таковым, как нельзя выдохнуть, имея вакуум в грудной клетке. А ужимать жену и дочь в целом для меня было противоестественно. Из неудобной ситуации может быть только неудобный выход. И я вышел.

Переезд.

Жены к родителям.

Меня на новую работу.

В новый город…

Человек в форме включает камеру. Человек в форме просит вытащить всё из карманов. Меня досматривают, проверяется кошелёк, телефон. Человек в форме задаёт вопрос:

– Проживаете ли вы в данный момент в городе Сочи?

– Нет.

– Какова цель визита?

– Трудоустройство.

– Так, значит, переезд?

– Не совсем.

– То есть как?

– Частично.

– Съём?

– Отель.

– Понятно.

Моя сумка ставится на стол. Граждан берёт изумление, меня – стыд, я выкручиваюсь:

– Это, порвалась, значится.

– Угу.

Безуспешно.

На заднем плане мужик лет тридцати семи торгуется на половину, понять бы ещё на половину чего, а фуражка тем временем открывает отдел за отделом. Мои крупы по всему столу. Человек в форме чихает, забрав с избытком банки кофе. Приходит в себя. Открывает портфель, разминает мои тапки. Извлекает палку колбасы. Смотрит в боковой карман, вот это уже что-то. Вынимает кусочек органического стекла слегка вытянутой прямоугольной формы. На лице отдела один и тот же неподдельный интерес. На моём лице вообще полное отсутствие признаков присутствия. Я вспоминаю, какая увлекательная игрушка это была когда-то. Мужчины с табельным лижут этот кусок, ставят под фонарь, а дело не идёт. Помимо того, и мне-то, в целом, говорить нечего. Никаких оправданий не было от слова совсем. Я положился на волю случая, и это было единственное прогрессивное решение. Дело, не обретя успеха, двинулось дальше. Мужик как-то стих, начал что-то писать. А тем временем раздался разящий вопрос.

– Марихуана!

– Что?

– Марихуану употребляешь?

– Нет.

– А почему?

– Ну а зачем? – переспросил я. А сам и думаю, какой тонкий, однако, стал лёд. Не такой тонкий, как конверт травы, оставшийся дома, но достаточно ненадёжный, чтобы по нему ходить.

– Пьёшь?

– Все мы не без греха.

– Собирай вещи и присядь пока.

Сажусь рядом с мужиком.

– Слышь, ты как так-то, ё-мое?

– Честно, сам ещё до конца не понимаю.

– А сам-то чё, дальняк?

– Нет конечно, пару часов ходу.

– О-о-о, земляк, чё ли, так ты рассказывай, чё каво! Небось жить негде, ща мы тебе такое жильё отстрелим, я шарю.

– Да собственно-то ничего необычного…

Я взял большую дорожную сумку и выволок себя из квартиры. Дверь заперли изнутри. Ах, ежели б я только мог знать, сколько раз услышу, как в замочной скважине работал механический гений, сколько раз я буду отупляющим взглядом смотреть с той стороны жизни. Эта витиеватая прорезь в металлическом пятаке замка, чёрт возьми, сколько надежды она дарила все эти годы. Я невольно скривил лицо. Рука, что держала раритетную сумку, стала гореть. Прикинув так и эдак, начал шоркать ногами вниз. Зуб даю, эти полы видели больше жизни, чем те, кто их топчет. К сожалению, им пришлось понаблюдать и за тем, как моя нафталиновая сумка, точнее её верой и правдой служивший замок, ушёл в запас. Это была самоволка. А значит что? Булавки не было, то бишь человеческой ГОСТовской. Богатство моё было иного рода. Минималистичные, позолоченные, эдакие булавочки три четверти. Ими даже нельзя было покончить с собой. А видя их, именно этим мне и хотелось заняться. Пятнадцать или двадцать актов насилия над трупом сумки, и троянская лошадь снова в строю. На выходе разлюбезничался с нищим. Наши глаза были до краёв наполнены надеждой. Мы договорились бы тогда о чём угодно, жаль, у меня не оказалось свободной сигареты. Сдаю багаж. Сажусь в машину. Ёжусь. Свободной ладонью я потираю пунцовую лапу, а пальцы пульсируют и горят. Всю дорогу размышляю о глазах. Сумел ли тот нищий разгадать мои морзяночьи перемигивания. Ведь к вечеру я могу оказаться на его месте, только совсем в другом городе. Брони на отель нет, рассчитано всё так, что ровно через шесть часов мучительного шейка, спустя нескончаемые кружева горного серпантина я успеваю пройти регистрацию. И фактически я пережил каждый лихой виток, и все они походили на произвольную программу фигуриста. Каждая минута приближала меня к морю и смерти. Периодически наоборот. Проезжая мимо поста, мы с водителем проявляли такой живой интерес к дороге, что даже инспектору это показалось подозрительным. Да-да, это самое подходящее слово.