⇚ На страницу книги

Читать Фантастика. Сборник рассказов

Шрифт
Интервал

ОКСАНА


Медицина – это любовь, иначе она ничего не стоит.


Поль де Крюи



1.

Голод уже притупился, и я с горькой усмешкой смотрела на свои истончившиеся, посиневшие от холода пальцы. Ветхая одежда не грела и мелкий липкий дождик, росинками льда проникал к телу. Дорога казалась бесконечной. Порыжевшие метелки полыни, редкие, серые от времени, межевые столбики брошенных полей и стена хмурого леса по правую руку. Покрытые ссадинами ноги уже не чувствовали раскисшей глины и колючек осота. Я брела третий день, но никто не подавал мне милостыню и не пускал ночевать. Только лес оставался моим домом и суровым убежищем. Лето – пора бродяг кончилось, а злая молва скора на ногу и слухи обо мне быстро доносились до отдельных деревень.

– Я умру с первым снегом – подумалось мне. Смерть? Смерть не казалась теперь чем – то страшным, раньше или позже это случиться и принесёт лишь избавление от страданий. Я умирала два раза, но это было давно и добрые люди нашли и отогрели меня. Сейчас, если только бездомная собака пробежит по цепочке следов и снова исчезнет, не чуяв в следах пищи, а в облике защиты …

Из жидкой грязи луж на меня смотрела страшно худая шестнадцатилетняя девчонка с запавшими, обведёнными синевой, безумными глазами. Удлинённый овал лица и слегка выпирающие скулы, обтянутые загоревший и грязной до черноты кожей, всё еще напоминали лицо матери. Сейчас воспоминания о которой казались забытой сказкой. Она, когда–то передала мне секреты знахарского искусства и завидную внешность, сводившую с ума окрестных парней. Тогда мы лечили, принимали роды на много вёрст вокруг. Но я и подумать не могла, что доброта материнских глаз, их чудотворная сила, могла передаться и мне, но в ином качестве …

Однажды в Романихе тяжело рожала Беспалая Фроська. Ночная дорога была уже привычным делом. И мы успели как раз к схваткам. Мальчик шёл ножками вперёд. Я следила за руками матери не переставая удивляться их ловкости и мягкости движений. И мальчик, чудесный белобрысый ребёнок наконец заголосил, повинуясь безотчётному призыву жить, разбуженный чувствительным шлепком знахарки. Роженица тяжело дыша откинулась на подушку. А я с нежностью смотрела на это маленькое, ещё мокрое существо, уже таращившее глазёнки. И мне казалось, что мой сын будет таким же славным, пухленьким, в перетяжках крошечных рук и ног – голышом. Сердце защемило от такого сравнения, и тёплая волна любви заполонила мою душу. Мать пеленала младенца?! Вдруг пока бессмысленно блуждающий взгляд его маленьких влажных глаз остановился на мне. Невольная улыбка растянула мои губы. Мальчик сморщил личико, ни на миг не закрывая век. Глаза его как от удушья стали выпирать из орбит. Он напрягся, набирая больше воздуха, лицо его приняло почти взрослое выражение ужаса, он надул губы и странно, словно делая движение навстречу мне, изогнувшись в руках матери страшно закричал. Я не могла отвести взор с болезненной тягой, остановившейся на младенце, а он под моим взглядом бился и корчился в немых судорогах. На краях ротика появилась розовая пена. Мать застыла, глядя на меня, роженица, очнувшись от второго крика и вжавшись в подушку с ужасом наблюдала безмолвную сцену. Я словно парализованная не могла даже повернуть головы, и лишь медленно наклонялась, приближая лицо к искажённому мукой личику младенца. Мать, прикоснувшись к моей руке вздрогнула и неуловимо быстрым движением закрыла глаза мальчика своей ладонью. Судороги сразу же прекратились. Я дотронулась до окаменевшего лица с застывшей, словно приклеившейся кривой усмешкой. И постепенно, осознавая происшедшее, закрылась ладонями, всхлипнула раз, два и зашлась в рыданиях, упав на скамью, закрыв голову, стукаясь лбом о шершавые доски…