Даже на крохотном экране домофона было видно, что мама готова заплакать. Она стояла на крыльце, обхватив плечи руками, и как будто мелко тряслась. Ее изящный нос распух, кожа посерела. Наспех собранные в пучок волосы норовили вот-вот рассыпаться по плечам.
Я как-то даже завис, когда увидел ее вот такую. Потом опомнился, чертыхнулся, неуклюже ткнул пальцем в пиликающий домофон. Входная дверь открылась, но мама почему-то не спешила входить.
– Ты один, родной? – спросила она хрипло, через силу.
– Нет, у меня Виктория.
Мама поморщилась, приложив пальцы к вискам, сказала:
– Тогда я не буду подниматься. Спустись сам, пожалуйста: есть разговор.
– Что-то с папой?
– Потом, Платон, все потом. – Она казалась такой маленькой и жалкой, что сердце у меня мучительно сжалось.
Я тут же вернулся в спальню, вытащил из шкафа джинсы и футболку. Мне хотелось ускользнуть из квартиры незаметно, но не получилось. Виктория приподнялась над подушкой, взглянула на часы.
– Боже, только шесть утра! Кто это был? Куда ты собрался?
– Спи! – шепнул я и покинул комнату без объяснений.
Минуту спустя я уже оделся и вышел во двор. Мама стояла у крыльца и встревожено озиралась. Она выглядела как шпионка, которая боится, что ее вот-вот рассекретят.
Я торопливо, по привычке, чмокнул ее в щеку.
– Что случилось, мам? Рассказывай!
Она не ответила, жестом попросила следовать за ней и пошла вперед.
Вокруг никого не было. У земли стелился туман – густой и холодный. Мама свернула к скверу, начинающемуся сразу за моим домом, прошла метров двести и только потом остановилась, посмотрела на меня. В ее взгляде читались безысходность и отчаяние.
– Я в беде, Платон. Вся наша семья в беде. И только ты можешь помочь.
По ее щекам заструились слезы. Мама вытащила из сумочки платок – тонкий, почти прозрачный, стала с остервенением тереть лицо.
Я осторожно обнял ее за плечи.
– Ну что ты, мама, не надо плакать. Я обязательно все улажу, только объясни толком, что случилось.
– Что случилось? Наша жизнь вот-вот пойдет прахом – вот что случилось! – простонала она, вырываясь. – И все из-за меня! Все из-за моей глупости.
– Я не понимаю, мама… – пробормотал я, борясь с подступающим раздражением. – Что ты имеешь в виду?
Она опустила глаза и несколько секунд словно собиралась с силами, а потом вдруг призналась:
– Двадцать три года назад я совершила ужасное. Я изменила вашему отцу.
– Что? – Ее признание меня оглушило. – Что, прости?
Мать дернулась, как от удара, но почти тут же выплюнула свое признание еще раз:
– Да, Платон. Я изменила вашему отцу и всю жизнь ненавижу себя за это.
Я посмотрел на нее внимательней. Мать пьяна? Заболела? То, что она сейчас сказала, просто не могло быть правдой. С самого детства все вокруг меня твердят, что мои родители – идеальная пара. Да я и сам это вижу. Они до сих пор ходят везде держась за руки. До сих пор смотрят друг на друга как влюбленные малолетки.
Но у матери ведь нет смысла мне врать. Нет повода! Да и я уже достаточно пожил на свете, дабы понять, что иногда благополучие лишь картинка.
Я пригладил взъерошенные со сна волосы и постарался быть снисходительным.
– Двадцать три года назад – это очень давно, – сказал я. – Забудь. Главное, что ты сделала выводы и больше никогда…