Читать Корсары Тарновского

2132 год от Р.Х., сотый год после окончания войны Судного Дня, Японское море.

Неизвестный корабль приближался. С мостика «Громобоя» в бинокль уже можно было различить очертания корабельного корпуса, смещённую к корме надстройку и алую полоску вымпела, бьющуюся на флагштоке. Из дымовых патрубков преследователя валили клубы солярного выхлопа, дым чёрным шлейфом тянулся над волнами.

– Это «Певек»?

– Возможно, – ответил Тарновский.

– Спешит как на пожар, – заметил старпом. – Обычный транспорт так не разгонится.

– Не разгонится, – согласился Тарновский и обернулся ко второму собеседнику. – Ефимыч, а ты что скажешь?

Ефимыч, сутулый косматый дед в потёртой тужурке явно с чужого плеча и в стоптанных сапогах, с потерянным видом стоял на крыле мостика.

– А? – встрепенулся он.

– Узнаёшь его? – Тарновский указал в сторону преследователя.

– Его?

– Да, ёпрст, его! Он тебя поимел?

Зверобойную шхуну Ефимыча пират захватил в Татарском проливе, прямо под носом у сторожевика береговой охраны. Провонявшую тюленьим жиром посудину угнали в Иокогаму, на продажу, а пленных вместе с кормчим отправили в Анадырь, дожидаться выкупа. Зверобоев держали в яме, наполненной талой водой и нечистотами, а когда ударили морозы (не лишаться же выкупа!) перевели в щелеватую избу. Говорят, после войны климат становится теплее и скоро на Чукотке яблони зацветут, но пленные этого не заметили. Им едва удавалось протопить избу настолько, чтобы на стенах подтаял иней. По возвращении во Владивосток Ефимыча взяли на «Громобой» с единственной целью – опознать флагмана пиратской флотилии, если таковой повстречается каперу. Но там, в северном плену, что-то надломилось в душе кормчего. Старик с ужасом смотрел на корабль своего обидчика и… не узнавал его.

– Н-нет, это не он.

Старая и сморщенная, как печёное яблоко, ламутка в выцветшем до белизны брезентовом анораке ткнула в сторону транспорта крючковатым пальцем и заговорила по-своему что-то очень недоброе. Её, пережившую налёт пиратов на Магадан, Тарновскому навязал заказчик поиска, имевший свои счёты с морскими добытчиками. До сего дня никто на капере не воспринимал старуху всерьёз. Моряки не могли поверить, что ламутка сумеет опознать пиратский корабль, наверняка перекрашенный и с фальшивыми надстройками, однако…

– О чём она говорит? – спросил Тарновский рулевого – приземистого кривоногого азиата, принятого в команду во время стоянки в Аяне.

– Очень сильно проклинает, – перевел рулевой и кровожадно ухмыльнулся. – Желает пиратам на том свете огня пожарче и смолы погуще. Короче, она их опознала. Это «Певек», флагман Упыря.

Бахнул пушечный выстрел, и перед носом «Громобоя» взмыл в небо всплеск от разрыва с венчиком дыма на верхушке. Пират сам раскрыл себя.

– Боевая тревога! – рявкнул Тарновский.

За две недели до встречи в Японском море «Громобой» вошёл в бухту Иокогамы и ошвартовался к борту полузатопленного танкера, служившего причалом вместо разрушенного пирса. Ещё до захода в порт пушки сняли с палубы капера вместе со станками и убрали в трюм, трубу дальномера укрыли брезентом, на носу и корме написали новое название в соответствии с фальшивыми судовыми документами. Русский корабль ничем не выделялся среди десятка похожих судов в порту. На борт поднялся таможенный чиновник, представлявший местного губернатора, а фактически независимого князя, самовластно правящего руинами портового города наподобие древних даймё. Чиновник в чёрном пропотевшем насквозь кителе принял любезное приглашение капитана и в салоне пропустил стаканчик ледяной водки. После второй стопки чиновник расстегнул крючки на тесном воротничке, после третьей заявил, что его собутыльник – честнейший человек на свете и досмотра трюмов не будет. Тарновский спустил на причал основательно окосевшего чиновника, по пути сунув ему в карман позвякивающий кисет, который пьяный вдрызг японец забыл на столе.