Когда-то был певцом прекрасных
Высоких фей, парчовых дам.
Но, опосля террора красных,
Забыл свой стих, мой фимиам.
Я проходил Арбатом людным,
И посещал в пути кабак,
Хозяин коего, не скудный,
Говаривал не раз вот так:
«Тебя здесь на крыльце встречая,
Я рад приветствовать, мой свет.
И в шумный зал препровождая,
Я ставлю стул – не табурет.
И за столом, обильем щедрым,
Ломящимся от всяких снедь,
Я прикажу в кувшине медным
Скорей вино тебе принесть.
О юный друг, корнет мой чудный,
Да будет пир – скажу я Вам!
И, разразясь улыбкой трудной
(При широте его лица,
И сделав масляны глаза):
Изволите ль позвать Вам дам?»
«О нет, мой друг давно старинный —
Сейчас нет времени для дам.
Вчера слушок я слышал дивный:
Тебе урок я преподам.
Представь себе хоть на мгновенье,
Нет – это мысли помутненье,
Что позабыв про свою честь,
Царя решили с трона снесть!
К тебе решил я обратиться,
Чтоб головой не помутиться;
Ужели так могло и есть:
Царя с престола можно ль снесть?»
«Mon сheri, не будь таким наивным.
Ты слишком огорошен дивным
Вопросом сим. Но вряд ли есть
На свете доблестнее честь,
Чем быть слугою верным трону
И защищать сию корону
И всяких дерзких замышлений
Обрвать нить дерзостных стремлений».
Увы, мой старый добрый друг —
Теперь-то оглянись вокруг:
Который месяц трон пустует,
А здесь в степи злой ветер дует.
Мы лагерем здесь две недели;
Уже метели надоели.
Ну, можно ли так воевать:
Сидеть в сугробе, замерзать?
За пораженьем – пораженье.
Средь поражений нет побед.
Готово кончиться терпенье…
Я вспоминаю тот обед,
Когда представлен Александре,
Наперекор какой-то Сандре
Я приглашен был на обед:
В столице был введен я в свет…
Теперь же что меня вокруг?
Сугробы, милый друг.
1988г.