Сколько себя помню, мне всегда было страшно и одиноко. С малых лет я чувствовала, что я не такая как все, белая ворона, причина всех ссор в семье. Каждый божий день мне об этом напоминали.
– Я не хотела тебя рожать, – твердила мне мать. – Ты мне всю жизнь загубила. Ты, ты все испортила.
Мне доставалось за любую мелочь. Каждый день мама повторяла, как я ей надоела, как я бешу ее; судя по всему, я не вызывала у нее ничего, кроме отвращения. Вот было бы здорово, если бы я не появилась на свет, глядишь, тогда ее жизнь пошла бы совсем по-другому. К моим братьям и сестрам у нее было совсем другое отношение, их-то она ни в чем не упрекала, а я была виновницей всех бед семьи.
Если постоянно называть человека уродом, ничтожеством, тупицей, лгуном, он и сам в это поверит. Меня мучили вопросы: «Что со мной не так? Чем же я хуже остальных?» Я ведь просто маленькая девочка, которая изо всех сил старается угодить матери, пытаясь заслужить хоть чуточку ее любви.
Когда сам считаешь себя ничтожеством, даже не пытаешься постоять за себя, защитить свои права. Кажется, что и не заслуживаешь лучшей участи. Если при этом поблизости есть злой, коварный человек, то спасения нет. Некого просить о помощи, не от кого ждать защиты. Злодеи нутром чуют беззащитных людей и выбирают их в жертву.
С самого раннего детства и до двадцати лет я жила один на один со своей бедой: никто даже не пытался за меня заступиться. Обычно ребенок, если ему страшно, если с ним случилось что-то ужасное, бежит к маме. Я даже не помышляла о таком. Нежеланный ребенок. Нелюбимая дочь. Страдать в одиночку – таков был мой удел.
Когда я родилась, моей сестре Элен уже исполнилось десять лет, второй сестре, Роузи, – восемь, а братику Тому едва пошел третий год. К Элен, старшему ребенку в семье и первенцу, было особое отношение. Роузи с самого рождения много болела; когда она пошла в школу, выяснилось, что она немного отстает в развитии, так что вся семья с ней носилась и ее баловала. Том так и вовсе был маминым любимцем, ее «ненаглядным сыночком», вот уж кто, по ее мнению, был абсолютно безгрешен. Я, Кэсси, Дурнушка (так меня прозвали из-за темных вьющихся волос, какими никто в семье не мог похвастаться), была самой младшей.
В такой большой семье мне отвели самую незавидную роль, и я прекрасно это осознавала – мать всегда старалась лишний раз это подчеркнуть. Так, например, по воскресеньям к нам приходила наша бабушка. Мы все вместе пили чай и ели бутерброды, а на десерт были кексы. Все, кроме меня, могли выбрать себе кекс по вкусу: первым выбирал Том (он всегда брал шоколадный); после него брала бабушка, затем Элен и Роузи; один из оставшихся брала мама; когда каждый взял по кексу, последний доставался мне. Так что я понимала, как высоко меня ценят в семье. Тут уж сомневаться не приходилось.
Что бы ни случилось в доме, виновата всегда была только я: мне доставалось за грязь на полу, разбитую посуду, за все. Как-то одна из сестер забыла убрать кукольный домик, и мама случайно на него наступила; наорала она только на меня.
– Но это же не я! – оправдывалась я сквозь слезы. – Это не я!