Всю дорогу до нового дома Джонасу Лейку казалось, словно в горле у него нервно бьют крыльями мотыльки. Отец сказал, что он может выбрать себе спальню в «Лэмплайт-Инн». Их было три, к каждой примыкала собственная ванная. Отец прислал Джонасу фотографии комнат в надежде вызвать у него энтузиазм.
Мама сказала:
– Он старается как может. Постарайся и ты.
Джонас отвечал короткими, но вежливыми сообщениями: «Круто», «Выглядит здорово», «Я подумаю».
Мама села за руль своего «Фольксваген Джетта». В багажнике лежал чемодан с одеждой Джонаса; ноутбук он положил в рюкзак. А все другие вещи оставил в своей комнате в доме мамы.
– Все твое будет ждать тебя дома, – сказала она. – Это по-прежнему твой дом.
Впрочем, вещей оставалось совсем немного: телевизор да постеры с видеоиграми, которые он сто раз срывал со стен и приклеивал обратно. Джонас понятия не имел, когда он вернется домой насовсем.
С этих пор ему предстояло чувствовать себя как в гостях в любом доме. Чем ближе они подъезжали к «Лэмплайт», тем дальше оставляли позади города-близнецы. Магазины по сторонам дороги сменились кукурузными полями; поток машин редел, пока они не остались на шоссе одни. Музыку по радио то и дело прерывали помехи, и Джонас задумался. Дом – это место, которое ты любишь? Или место, где ты живешь? И что происходит, когда эти два места не совпадают?
– Ну что ж, местная архитектура – это бездна своеобразия, – сказала мама.
К их чести, дома и правда были не такими одинаковыми и скучными, как жилые комплексы, которые они проехали раньше.
– Ага, – сказал Джонас. – Вроде того.
Когда они оказались на круговом проезде у «Лэмплайт-Инн», то увидели, что и у этого дома есть характер. Массивный коттедж с каменным сараем-каретником, увитым диким виноградом. Серые, зеленые и кремовые стены дома покрывал слой плесени (ее зелень была гораздо темнее). Узорная резьба на коньках крыши кое-где потрескалась, а где-то и совсем отсутствовала.
Дом выглядел славно и явно нуждался в заботе. Джонасу это понравилось. Отец уже объяснил ему, что когда-то здесь жила одна семья, потом из здания сделали постоялый двор, потом его забросили, а теперь дому возвращали жилой вид. Хотя над воротами по-прежнему красовалась вывеска – деревянный овал с вырезанной на нем старинной масляной лампой[1], – постояльцев гостиница больше не принимала. Это был частный дом. Более или менее.
Несколько жильцов все же остались, и они помогали с уборкой и другими делами по дому.
Мэтт Лейк вышел из дома и остановился на парадном крыльце. Сразу за ним показалась и его девушка, Ческа. Меньше года назад отец сообщил Джонасу, что они с Ческой решили съехаться. Мэтт ни разу не предложил познакомить Джонаса с ней, а Джонас и не просил. Родители развелись, когда он был еще маленьким, и он не думал, что ему когда-нибудь придется жить с отцом. Так что Ческа была ему совершенно безразлична. Теперь, увидев ее вживую, он осознал, что отец живет своей собственной жизнью и Джонасу в ней не место.
Мэтт представил всех друг другу. Речь его была торопливой, словно он выпил слишком много кофе. Мало того, он умудрился неловко пожать Джонасу руку, словно они не были знакомы. Ческа жизнерадостно поприветствовала Джонаса и его мать.