Утренний туман приятно холодил лицо, оставляя невесомые капли на кончике носа и ресницах.
Все дышало спокойствием ноябрьской зари.
Феликс вывел лам из загона: они плюшевыми облаками высыпались на улицу, сонно сощурившись.
Он накинул на старшую из лам – Руви – уздечку и направился со стадом в горы. За спиной – связанная охапка сена и сумка с блокнотом. Ламы гуляют долго, вдумчиво осматривают территорию – пастуху нужно чем-то заниматься.
Белые, золотистые и коричневые комки пуха разбежались по плато, и Феликс сел на землю, скрестив ноги. Он достал из сумки блокнот, карандаш и принялся намечать штрихами портрет. Больше всего он любил писать людей.
Пока Феликс штриховал волосы и наносил тени, в голову лезли мысли.
Ему повезло жить в Охмет – маленькой уютной деревне. Он знал всех соседей – как заведено в любой деревне – мог зайти в любой дом и попросить помощи. И – как в любой деревне – детей здесь было с гулькин нос. Феликсу шестнадцать, столько же – Софе, Альберт на год старше. Вот и все сверстники.
Он не скучал – втроем было весело, ребята – в условиях отсутствия выбора – объединились, стали дружить, они поддерживали друг друга и все делали вместе.
Но в последнее время на его портерах стало появляться одно-единственное лицо.
Хитрый прищур, тонкие губы, острый нос и пушистые волосы – на него снова и снова смотрела Софиа, засевшая в мыслях и сердце. Каждое утро он просыпался с ее образом перед глазами, каждый вечер засыпал с мечтами о том, как они будут счастливы вдвоём.
Но мечта – она на то и мечта, несбыточная фантазия подросткового увлечения. Софиа не думает об отношениях с Феликсом. У Софии есть Альберт.
На бедного Феликса тяжело смотреть, если рядом – Альберт. Альберт, с его невыносимо серыми глазами, светлой копной волос и кожей цвета молочного шоколада. У Альберта прекрасное чувство юмора, он сыплет шутками и остротами через слово, иногда даже ругается – но ему идет; он умеет управлять лодкой; старший из них троих, очень сильный и крепкий.
Феликс все понимал, но легче от этого не становилось.
Он отложил блокнот в сторону и поцокал языком, приманивая лам; рассыпал сено по земле, и животные сбежались со всего плато – проголодавшиеся за ночь, нагулявшие аппетит. Феликс снова сел, прислонившись спиной к камню, и перевернул страницу. Надо нарисовать кого-то еще, хватит с него портретов Софии.
Но одно лицо стояло перед глазами. Светлые радужки фиалкового цвета, белые брови и ресницы, как снег; Софиа – альбинос. Когда она родилась, все были удивлены – мать и отец рыжие, как морковки, и старшая сестра Агнес – тоже. Решили, что ребенка коснулась луна – хороший знак, стало быть, будет спокойной и счастливой.
Со спокойствием, конечно, прогадали, но со счастьем – вряд ли.
Феликс попытался вызвать в памяти образ отца и нарисовать его – темные волосы, рога, загнутые назад, острые уши, аккуратная борода и широкие брови. Курта рисовать легко, он всегда улыбается и светится удовольствием, черты лица не искажены тревогой или страданиями.
В голову полезли воспоминания – и Феликс увяз в них, как в лесном болоте.
Около восьми лет назад Феликс практически не выходил из дома. У него были тяжелые, непрекращающиеся болезни после того, что ему пришлось пережить, он часто был слаб и почти все время кашлял – это ушло только через шесть лет после его появления в деревне.