Нервно теребя край папки с документами, старательно и бережно выправленными мною для этого собеседования, я уже полчаса сидела в приемной ректора, под прицелом выцветших от старости, но все еще цепких глаз неразговорчивой секретарши.
Почти не спавшая ночью, перенервничавшая и измученная мыслями, в академию я прибежала раньше открытия ворот.
Сорок минут простояла на улице, ежась от промозглого ветра, потом еще пятнадцать – у запертого входа главного корпуса и вот – полчаса под неприступными дверьми ректорского кабинета…
Когда меня вызвали, я не поверила своим ушам.
С трудом встав с неудобного стула, с которым мы успели уже сродниться, я на подкашивающихся ногах вошла в кабинет.
Мрачнее места я, пожалуй, не видела.
Черные шелковые обои на стенах, мебель, покрытая темным лаком, кресла, на вид еще неудобнее стульев в приемной, и мужик за огромным массивным столом. Они были созданы друг для друга – этот стол и этот мужик. Два непереносимых дерева.
Я поняла, что ректор – человек сложный, как только вошла. У меня на такое нюх был еще с детства. И имя у ректора было говорящее, непримиримое, будто даже агрессивное – Эйнар Гэдехар. Его имя я вызубрила наизусть, пока сверлила взглядом дверь и красующуюся на ней вычурную табличку. Запомнила каждую линию выведенных на позолоте букв.
Еще с детства я старалась избегать таких людей, чтобы сохранить нервы в целости, но не теперь. Сейчас подобные причуды являлись для меня непозволительной роскошью.
Либо я не работаю здесь и берегу свой хрупкий внутренний мир, либо работаю, но неизбежно общаюсь с главой академии…
Выбор был очевиден. Я нуждалась в этой работе.
– До-о-обрый день, – промямлила я, не забывая дружелюбно улыбаться.
– Садитесь, – велел мой будущий начальник, не удосужившись даже поднять головы. Он быстро вычеркивал что-то в лежащих перед ним бумагах и хмурился.
На мгновение показалось, что работу эту я не получу.
Но, отогнав панические и глупые мысли, я подошла к столу и, прежде чем сесть, протянула ректору папку с документами.
Он ее принял.
Я села.
Все так же не глядя на меня, он без всякого интереса открыл папку, пробежался взглядом по первым строчкам и завис. Перечитал, ругнулся и только после этого поднял на меня глаза.
Зеленые.
Не люблю зеленый цвет.
– Я же предупреждал о возрастном пороге, – раздраженно и непонятно к кому обращаясь рявкнул он. – Почему объявление все еще не заменили?!
Сначала я подумала, что начальник мне попался не только сложный, но еще и на голову скорбный, а потом фигура змеи на краю стола начала шевелиться. Она проворно распутала кольца и чуть виновато прошипела:
– Я потороплюс-с-с-с.
– Разберись, – велел ректор, и змея, сверкнув изумрудами, заменявшими ей глаза, провалилась сквозь стол. Я вздрогнула и, не думая о том, как это может выглядеть, заглянула под стол.
– Ее там нет, – спокойно сообщил мужчина. Когда я выпрямилась и посмотрела на него, он уже протягивал мне мою папку. Не изученную. – Вы нам не подходите.
– Это почему еще? – спросила, едва сдержав на лице положенную улыбку. – Вы даже собеседование не провели и не знаете…
– Я знаю достаточно, чтобы понимать: вы не подходите для этой вакансии.
– Но я специалист! – соврала я просто блестяще.