POV Вили
Я не хотела плакать, но слёзы сами собой катятся по щекам. Он грустно поджимает губы, смахивая большими пальцами солёные капельки с моих щёк.
– Ты бледнее смерти. – Он спокоен, в то время как меня колотит.
Я закусываю губу, чтобы зубы не стучали друг об друга. Стараюсь не моргать, чтобы не обернуться водопадом.
– Послушай, – вздыхает он, – я ведь тебе уже говорил. Ничего не изменится.
Его руки ложатся на мою талию, слегка сжимают её. Я киваю в ответ, хотя в голове барабаном стучит ответ. Все изменится. Абсолютно все.
– Всего два года. Просто надо подождать два года.
Я вновь киваю, шмыгая носом. Почему он разговаривает со мной, словно с неразумным ребенком?
– Эй, – он берет мое лицо в свои руки, – это ради нас. Я буду усердно учиться, чтобы вернуться сюда и обеспечить нам безбедное будущее.
– Ты же знаешь, что мне не нужны деньги.
– Знаю, – соглашается, но я вижу в его глазах, что он лукавит. Я не могу его за это винить. Семья Никиты помешана на своем состоянии. Они трясутся над каждой копейкой. Не дай бог, кто-то заберет у них хоть рубль. Они за него удавятся.
И мой парень мало чем отличается от своих родителей. Но это не мешает мне любить его, ведь мы выросли вместе. Почти в одном доме. Учились тоже вместе. Несмотря на свою тонкую душевную организацию, была в нем и прагматичная нотка, которая временами душила меня. И все же я почти привыкла к тому, что он хочет оставить меня в своей тени, словно фарфоровую куклу. Никита постоянно повторяет, что позаботится обо мне. И я ему верю.
– Никита, – я снимаю с себя его руки, хотя сердце глухо протестует, – тебе пора идти.
Он оборачивается к таблоиду, на котором уже засветился его рейс.
– Ты можешь полететь со мной, – неожиданно предлагает парень.
Я вскидываю голову, не понимая, шутит ли он или говорит всерьез. Такое предложение ни разу не прозвучало в течение всех его сборов, а сейчас слишком поздно, чтобы на что-то решаться.
– Знаешь ведь, что не могу, – обреченно выдыхаю. – Мама совсем не встает. Ей все хуже и хуже… – из горла вырвался хрип. – А теперь ещё и ты улетаешь… Как я одна со всем справлюсь?
– Ну, – Никита обхватывает мой затылок, прижимает голову к своей груди. Я уткнулась носом в его рубашку.– Только не плачь. Не могу смотреть на твои слезы.
Привычный аромат окружил меня. Я закрыла глаза, но затем быстро открыла их обратно, чтобы вновь посмотреть на него. Сколько я теперь его не увижу? В нем все такое знакомое. Карие глаза, обрамленные светлыми ресницами, смотрели на меня с заботой. Он тряхнул головой. Его длинные русые волосы, собранные в пучок, колыхнулись. Я как-то заикнулась о том, что ему стоит подстричься, но Никита обиделся и не разговаривал со мной несколько дней.
– Ты прилетишь на праздники?
– Я еще даже не улетел, а ты уже спрашиваешь, когда вернусь? – Никита сморщил свой нос картошкой, затем закатил глаза.
– Я уже скучаю, – говорю банальность, но это правда. Я вижу, как Никита воодушевился предстоящими переменами в своей жизни, а мне страшно. И он словно не хочет замечать этого. Грудь сдавливает обида.
Гнусавый голос объявил посадку. Никита подскочил на месте, словно его кто-то ужалил. Я отшатнулась назад, почувствовав вибрацию его нетерпения. В его глазах вижу блеск, но он отличается от той влажности, которой наполнены мои глаза. Я хмурюсь, но не говорю, как больно видеть его радость.