Какая хорошая память у иных мемуаристов! Читаешь порой и восхищаешься – столько лет прошло, полвека, почти вся жизнь, а вот ведь помнит человек, каким было платье у его кузины, когда они в пятилетнем возрасте полезли на шкаф (шкап – как было тогда прилично писать это слово) и нашли там отцовскую переписку с его любовницей, тщательно спрятанную от бдительного маминого взора. И каждое слово из этой переписки мемуарист помнит тоже, хотя двумя страницами раньше вроде бы сообщил читателю о том, что читать научился лет в шесть с половиной, а точнее – в шесть лет, пять месяцев и восемь дней, и первыми прочитанными словами была надпись на окне аптеки: «Аспирин не завезли»…
Ах, как хорошо иметь настоящую память, с детства приспособленную для грядущего писания мемуаров. Или иметь склонность с дневниковым записям. Действительно, не полагаешься на память – веди дневник и начни в тот день, когда узнаешь, как пишется буква «а». Сначала в строчку «а», потом «б» и, соответственно «ба» и «аб», а через месяц глядишь, появится запись: «Папа дал мне по попе». И лет через пятьдесят, когда возникнет потребность отобразить свое детство в мемуаре, этом мраморе литературных памятников, не возникнет никаких сомнений, и автор напишет: «23 августа 1956 года я вошел в спальню к родителям, когда они занимались любовью, за что меня отлупили и сказали: «Мал еще»…
Я не вел в детстве дневник, да и в последующие годы тоже не испытывал желания вести летопись происходивших событий. Потому помню я немногое, воспоминания возникают спонтанно, как и у большинства людей.
Полагается начинать мемуар с детских лет? Ну, если полагается…
* * *
Папа с мамой поженились довольно поздно – маме было 36, папе 40, причем для обоих это был первый брак. Мама была ростом выше папы, она была довольно крупной женщиной, а он низенький, щуплый. И когда они шли по улице, выглядело это немного комично. Может, поэтому они обычно рядом не ходили – мама чуть впереди, а папа сзади. Отношения у них ровные, папа почти во всем маму слушался, у нее был сильный характер.
У мамы было 11 братьев и сестер. То есть, я знаю, что их было одиннадцать, братьев шестеро, сестер пять. Но видел я только дядю Гришу и тетю Рахиль (видел еще и дядю Сему, но был так мал, что ничего не помню). Дядя Гриша прошел всю войну от звонка до звонка, дошел до Берлина, но так и остался рядовым, у него и наград было немного. К нам в Баку он приезжал пару раз и произвел на меня такое впечатление, что, когда мне было лет шесть, я ножницами выстриг у себя половину волос, чтобы прическа (залысина) моя стала как у дяди. Красивый был мужчина, статный, любимец и любитель женщин. К сожалению – и выпивки. На войне привык к ста фронтовым граммам, в результате стал алкоголиком…