Морская вода была теплой, приятной, как в огромной ванне. Солнце уже начало садиться и не так припекало, как знойным южным днем.
Изъеденный временем камень пирса маячил перед глазами. Пестрые стайки рыбок мелькали вокруг, словно тонкая вуаль с мириадами блесток, и бросались врассыпную, стоило мне приблизиться.
Маска позволяла видеть подводные красоты как на ладони. Красноватые деревца кораллов, усыпанные косматыми водорослями, улитками и морскими звездами. Деловитых рыбин всех расцветок и форм. От серебристых треугольных «лун» с остроконечными плавниками до ярко-синих и черных «хирургов» с птичьим клювом.
Внезапно что-то очень большое, величавое промелькнуло справа. Я повернулась – и… сердце ушло в пятки. Пульс взвился до небес, тело похолодело. Мимо с неспешной грацией плыла серая рифовая акула. В каждом ее движении чувствовались невиданная мощь, затаенная угроза. Казалось, эта гигантская машина для убийств – гладкая, блестящая, совершенная – вообще не прилагает усилий, но летит под водой как ракета.
На какую-то долю секунды почудилось – акула изучает меня пронзительным изумрудным взглядом. Невероятно осмысленным для хищной рыбины.
И я очень некстати запаниковала. Мне и надо-то было – всего-навсего сделать пару мощных гребков, добраться до пирса, подняться по спасительной лестнице… Но вместо этого я забилась, замолотила руками и ногами по воде и… начала тонуть.
Нет ничего страшнее ощущения, когда прерывается дыхание. Ты натужно пытаешься глотнуть воздуха, но грудь разрывает вода, и хочется завыть от боли. Но даже этого сделать не удается. Ты не можешь ни-че-го… Только умирать.
«Я не готова умереть до сорокалетия! Я еще ничего толком не сделала! Не завела семью, не родила ребенка… Да! Я могла бы…»
Глупые мысли вихрем закружились в голове и пропали, уступив место глухому отчаянию.
Перед глазами потемнело, я задергалась, забилась, и… чернота залила весь мир.
* * *
«Он оживил ее?» – «Не может такого быть!» – «А я говорил… Такое случается…» – «Значит, у нее были нужные гены?» – «Я предупреждал, что у людей они тоже встречаются. Хотя и очень редко». – «А почему она так помолодела?» – «Да не помолодела она! Это гены проснулись…» – «Давай тащи ее к нам, в Миллалию»…
Голоса были странными… Гулкие, протяжные, низкие, они вибрировали и перемежались с тихим бульканьем. Кожу словно покрывало нечто теплое, едва осязаемое, текучее, как вода.
Какое-то время я думала – все это галлюцинации, бред умирающего мозга. Но боль внезапно ушла, почудилось – я дышу, нормально, спокойно, без надрыва.
Укрывшее кожу тепло исчезло тоже. Я чувствовала себя так, словно лежу под знойным южным солнцем и влажный морской воздух оставляет во рту солоноватый привкус.
– Она проснулась? – раздался откуда-то сверху низкий мужской голос – бархатистый и мелодичный, несмотря на тембр.
– Да, Наллис, она очнулась, – ответил более высокий, звонкий, но тоже мужской.
– Тогда почему не открыла глаза? Не пошевелилась? – настаивал бас.
– Сейчас…
Меня основательно встряхнули за плечи. Пришлось и правда открыть глаза, чтобы увидеть гигантскую зеленую комнату, словно отлитую из странного вещества, похожего на матовую слюду.
Подо мной обнаружилась кровать – мягкая и удобная, настолько огромная, что я удивилась отсутствию соседей. Надо мной возвышались двое мужчин.