"Мне жить без музыки нельзя ни дня.
Гораздо легче не дышать…"
Владимир Уфлянд.
Песня из к/ф: "Небесные Ласточки"
Солнце медленно опускалось за спины бетонных многоэтажек, осторожно опуская на остывавшую землю свои последние лучи. В последнее время оно старалось греть сильнее, и давать людям как можно больше света и тепла. Солнце осознавало: наступившая осень без света и тепла может вытянуть у людей абсолютно все силы, и тогда зима, уже готовящаяся вступить в свои права, покажется им долгой и бесконечно холодной. Солнце любило людей, и отдавало им весь свой свет. Его лучи отражались в маленьких зеркалах луж, играли среди пожелтевших листьев, освещали паучков, сплетающих последнюю в этом году паутину. Капельки росы, появляющиеся на траве ближе к вечеру, тоже принимали в себя его свет, и начинали искрится сотнями маленьких бриллиантов.
Именно в те дни, когда стояла такая тёплая погода, люди начинали улыбаться. Их извечная угрюмость на лицах смеялась добротой и счастьем. Они улыбались друг другу на улицах, улыбались в очередях, улыбались даже когда ехали в набитом до отказа автобусе. Солнце пробуждало в людях что- то поистине человеческое.
В этот вечер сотни людей со всего города спешили в одно и то же место. Они ехали на машинах и метро, толклись в душных маршрутках и шли пешком с единственной целью – успеть вовремя. Их словно магнитом тянуло к одному и тому же месту – старому театру оперетты, оперы и балета. И немудрено – ведь сегодня на его сцене ставили одну из эталонных мировых оперетт. Ещё месяц назад, только получив анонс о спектакле, люди вдруг вспомнили, что им бы давно пора приобщиться к прекрасному, и поспешили покупать билеты. И вот теперь, за полчаса до начала, они со всех концов города стекались в просторные театральные залы, чтобы воочию увидеть знаменитую на весь мир "Сильву" Имре Кальмана, и по этому случаю в город на гастроли приехал сам маэстро Стравинский.
В зале сегодня было по-настоящему торжественно. Мужчины в пиджаках, фраках и жилетах, их дамы сердца в роскошных платьях… Соблюдая все правила приличия, они сдавали верхнюю одежду в гардероб, и устремлялись в зрительный зал. Капельдинер на входе – тучная женщина лет сорока пяти, со светлыми, собранными в тугой пучок волосами, проверяла билеты, и просила зрителей занять свои места. Зал просто блистал! Повсюду горели огни ламп, выполненных в стиле викторианской эпохи. Сиденья, обитые красным бархатом, уже ждали своих хозяев на этот вечер. Спектакль вот-вот должен был начаться.
К входу в зрительный зал неспешной походкой приближался пожилой мужчина. Его посеребрённые сединой волосы аккуратно обрамляли вытянутое, отмеченное морщинами лицо. Мужчина был одет в длинное, но с виду совсем лёгкое плащ-пальто, под которым угадывались очертания фрака. На голове его возвышался цилиндр, изящно перехваченный широкой тесьмой тёмно-синего цвета. Он опирался на трость из чёрного лакированного дерева, украшенного сверху набалдашником, напоминавшим огромную жемчужину.
Самым интересным в образе мужчины были его глаза. Кто-то возможно сказал бы, что они были зелёными, однако это было не совсем верно. Глаза его были насыщенного малахитового цвета. Свет люстр, подвешенных под потолком, отражался от чёрных зрачков, придавая взгляду какую-то невероятную глубину.