Читать Каким он был. Роман о художнике

Дама, имя которой он не открыл, улыбнулась. Не робко, но беззащитно. Почему был? Она улыбается, взирая ребят, задающих неуместные вопросы. Они, примостившись напротив, вглядываются в свет и тени, не замечания ее молчания. Затылок в забытых волнах старинных причуд опустился на спинку кресла. Затяжной взгляд в окно, словно там может что-то происходить (все уже произошло), сбивает пыл охотников со следа. Поворот головы, вяло упавшая шаль. Она качнулась навстречу, но не тронула чашку, только чуть отодвинула блюдце, не пролив кофе. Звон серебра застыл в ожидании… «Каким он был?» Глупый вопрос. Она улыбнулась в ответ открыто и грустно.

– Живым. Отчаянно живым. Не спешите нас хоронить.

– Ваши портреты, ваши лики. Вас не трудно узнать. Здесь доказать не сложно. Но имя? Почему только «Мадам» или «Незнакомка»? Вы были дружны? Он называл вас по имени?

– Да… пожалуй. По имени и отчеству.

– Столько каверзных историй дымится в связи с его работами. Вы читали? Это вымысел? Какого рода ваше знакомство? Вы были дружны? Состояли в отношениях?

– Как вам удалось найти меня?

– Чистая случайность.

– Вы так уверены, что опубликованные «Неотправленные письма» адресованы мне?.. Это ваш первый сюжет?

– Да, – юноши смутились.

Человек, переживший трагедию, известный и популярный, становится мишенью в самый жуткий момент личной жизни. Пища ни для ума, ни для сердца. Пища для зрителей, алчущих приобщиться к искусству. Корень – искус. Кому дано право утверждать, что кто-то уже пережил что-то, кого-то, что потеря восполнена, что все уже в прошлом? Ослепительный свет славы, но люди бесконечно одиноки, как в рождении, болезни, смерти, так и в творчестве. А портреты… что ж, их множество. Привычка между крупными заказами возвращаться к неоконченному. Легко они продавались. В них будни, в них нет романтики. Привычное место модели в мастерской – на мольберте.

– Случилось так, что он не с нами, не здесь… И все чаще говорят о нем, как о портретисте, словно ничего хорошего не создавалось в бывшем Союзе.

– Позировала я крайне редко, только в переходный период в России. Я подрабатывала в Строгановке. Он всегда был занят, был нарасхват, всегда торопили. Вас это интересует? Вряд ли я чем-то помогу вам. Есть подробный каталог его работ.

– Очень грустно говорить об этом, названия картин малопонятны… Получается, что в письмах он взывает к портрету?

– Я не столь пристально отслеживала продвижение его продукции, есть близкие, я к ним не отношусь. Уберите вспышку, к пятнице, возможно, что-то набросаю по теме. Это не будет сенсацией, уверяю вас. Я не получала таких писем.

– Так они же «неотправленные».

– Я провожу вас, не спешите. Всего доброго.

Театр взглядов и улыбок. Затейливая игра воспоминаний. Что они хотели услышать? Узнать? Жизнь Тимея? Она собрана в каталоге. Разве уместно добавлять что-то, не имеющее отношения к нашумевшим выставкам, если речь завели о художнике? А человеку несвойственно выставлять напоказ глубоко личное – счастье или беду, или глупость, забавную наивность тех лет? Стоят ли описания бытовые дрязги? Подобрать для мальчишек сотню прилагательных по словарю? Каким он был?.. Высоким, худым, огромным, невзрачным, бледным, уставшим, иногда загнанным, нахлестанным, потерявшим деньги и документы, даже побитым однажды. Почти депрессия, от голода кружится голова. Высыпает все, что осталось по карманам, вылавливает жетон на метро, исчезает, забыв ключи. А завтра ждет в машине, невозмутимо поедая бананы, самонадеянно рассчитывая на то, что я почувствую, как он меня ждет с добычей в клювике. А меня нет, я сплю дома, привычно закрыв мастерскую. И телефона тоже нет. О чем мы думали? О чем говорили, переживали? Бог наказывает за чрезмерную щепетильность, за обилие неинтересных заказов и расходов, за лишнее напряжение, что во вред творчеству. Всегда. Вдохновенный, умный, сильный, казалось, неиссякаемый…