⇚ На страницу книги

Читать Рассказы и рассказики

Шрифт
Интервал

УМНЫЙ ПАПА

Умный папа любил посадить перед собой свою пятилетнюю дочку и рассказать ей что-нибудь поучительное и познавательное. «Уже в этом возрасте у ребёнка должно сформироваться…» и т.д. Сейчас он рассказывал ей об устройстве Вселенной.

– Думаешь, Земля большая?

– Большая!

– Да?! – папа был доволен и сладко щурился, – а вот тебе скажу, что она меньше, чем горошинка, и целый год летит вокруг солнца, как мухи вокруг лампочки. А солнце, думаешь, большое?

– Большое.

– А сколько солнц на свете?

– Одно, папочка.

– А звёзды – это что?

– Звёзды.

– Вот и нет! Звёзды – такие же солнца, даже больше, только они находятся далеко-далеко от нас, их мириады, а наше солнышко – лишь одно из этой бездны, затерянное…

– Это оно в плохую погоду затерянное, а сейчас – вон же оно!

– И всё это скопище звёзд-солнц называется Вселенной. Она то сжимается, то разжимается… как бы дышит.

– Она – живая?

– Не говори глупостей… как бы дышит, но и Вселенная – не окончание миру, может быть вся она – тоже горошина, и таких горошин набросано – бессчётно!

Девочка сидела, уставившись в одну точку. «Думает, думает!» – ликовал отец.

– Теперь ты представляешь, какие мы все крохотные, какая ты маленькая? – для полного отцовского счастья, казалось, не хватало, чтобы девочка ещё и изрекла что-нибудь младенчески-истинное, вселенское.

– Я – маленькая, – сказала она грустно, – а Ольга Нащёкина вон уже какая большая…

ЗОЛОТОЙ ЛОМ

В беднеющей Москве сидели за чаем три нестарые беднеющие женщины. Вспоминали.

– У меня, – неспешно, пусточайно говорила одна, – была на втором курсе золотая брошь с рубинами – вот такая звездища! – она сотворила круг из большого и среднего пальцев, весомо им покачала и уронила руку на стол. – А мне брошь не хотелось, мне, дуре, хотелось колечко. Раньше, помните, меняли в ювелирных: ты им золотой лом, а они тебе на выбор – готовую бранзулетку. Целый вечер сидела, рубины ножницами выковыривала, в пакетик их сложила, долго валялся, пока дочки не добрались… А по брошке – молотком и – в лавку. На всю группу колечек набрали… правда, девчонок в группе всего шестеро было, мы же физики… – вздохнула. – В квитанции даже остаток за нами остался, взяли деньгами, купили вермута, гуляли в общежитии.

– Сохранилось?

– Не-е, тем же летом в стройотряде кто-то стырил, или сама потеряла… теперь не разберёшь. Стройотряд!

– А у меня, – после квёлой паузы в две чашки, – остался от бабушки перстень, золотой. Только… только не в том его ценность, что золотой, а в том, что сделали его когда-то очень уж давно какие-то монахи. Им что – сидят по кельям, на работу бежать не надо, вот и изловчились на разные красности: сам перстень был… вот с большой ноготь, с полногтя высотой, а с мизиничный ноготок сверху была крышечка. Крышечка на петельках, закрывалась на замочек, а ключик прятался в секретное место в филигранях, сразу не увидишь. – Женщины заморгали прищуренными глазами, пытаясь разглядеть в древнехитрой скани потайной кармашек и ключик в нём, не разглядели, вздохнули… – А главное, – продолжила бывшая счастливая владелица чуда. – главное, что была на всей мизиничной крышечке голубая эмаль, ангел в облаках, да такой живой, такие у него глазки умные и пальчики пухленькие… Бабка – ещё до войны – ехала в поезде и заснула, так её женщина разбула, вы, говорит, с такой вещью не спите, – и все приподняли головы и даже незаметно покосили по сторонам, прислушались – капала из разболтанного крана вода…