Жила в Петербурге девушка-студентка Жанна Лисина. Знакомая моя. Посредственна, но по-своему необычна. Пожалуй, опишу день из её жизни, да не простой, а в той или иной мере один из важных для неё.
Встала с утра, оделась, чай со сладостями попила, убедилась, что в сумку положила необходимое, пару раз прошлась по всей квартире ради своего спокойствия касательно того, что всё выключено, и отправилась к любви всей её жизни – в центр Северной столицы.
Идя пешком до транспорта, девушка слушала музыку; сидя в самом транспорте, читала книгу. А иногда так упивалась этим занятием, что переключала своё внимание на внешний мир лишь на нужных остановках, из-за чего быстро и с мгновенным волнением выходила из вагонов. После Жанна шла до университета, любуясь историческими зданиями, мысленно обнимаясь со ставшими на несколько минут людьми улицами и обмениваясь с ними тёплыми словами. Но при всём этом её лицо сохраняло мрачность и серьёзность, для самой слабой улыбки и крохотного места не было на нём.
Вот Лисина у нужной аудитории, но до начала пары ещё около часа. Да, лучше на столько раньше прибыть к нужному месту, чем стать рабом паники из-за скорого опоздания и в конце концов потерять тот порядочный вид, на который потратил немалое количество времени. Когда Жанна положила вещи на ближайший стул и села затем на соседний, она продолжила читать, не забывая периодически поглядывать на время, а также поднимая голову из-за звуков шагов в пустом коридоре и негромких голосов студентов и их преподавателя в другом помещении. Никакого общения с кем-либо по телефону или же наяву, в учебном заведении. Девушка давала волю своим мыслям и голосу быть услышанными лишь на самих парах, и то частенько с ними проскальзывала неуверенность. Более того, моменты необходимости озвучивания ответов и предположений на вопросы наставников Лисиной почти всегда оказывались не по душе.
Конкретно в этот день произошло то, что заставило её как следует задуматься.
Менее чем за полчаса до первого занятия в аудитории перед Жанной, занимавшейся любимым делом, сели две её одногруппницы, Надя и Света. Первая была словно подавленной неким горем.
– Надя, что произошло? На тебе лица нет, ― обеспокоенно отреагировала Света.
– На сердце больно. Ночью плохо спала, ― печальным голоском отвечала та, вытирая едва появившиеся на щеках слёзы. ― Была у меня подруга, с которой дружили с начальной школы. Во многом видели друг у друга сходства. Мы чувствовали чуть ли не сестринскую связь. Но, думаю, на данных фактах прервусь, ибо я уверена, что нет смысла дальше объяснять, насколько большое мы имели счастье благодаря нашей дружбе. А в последнее время мы перестали ладить, возникло взаимное недопонимание… И вот вчера она написала прямо, коротко и грубо о том, что ей наша дружба стала тошной и отвратительной. Даже пару крепких слов добавила. После этого и вовсе лишила меня всевозможных способов с ней связаться. Видимо, не хотела знать моё мнение, слышать мой голос, видеть меня… О, горе! Сколько лет было посвящено ей! Сколько воспоминаний теперь убивает меня изнутри! Невыносимо…
Надя окончательно залилась горячими и горькими слезами, но настолько тихо и сдержанно, насколько могла. Света же обняла бедняжку. Жанна же слушала внимательно рассказ, делая вид, что по-прежнему вдумчиво читает, и ни разу не поднимая глаза.