Глава I
– Стой, милиция! Стрелять буду! – Этот возглас я произношу в тот момент погони, когда силы мои на исходе и преследуемый мной человек медленно, но верно начинает увеличивать расстояние между нами. Пару раз я даже стрелял, – в воздух, – из своего травматического пистолета. Табельное оружие вообще для стрельбы не подходит, даже в воздух, потому как впоследствии замучают служебными проверками, установлением правомерности его использования и прочими головными болями. Но сейчас у меня нет даже травмата, поэтому надежда только на слабохарактерность бегуна. Однако характер у этого марафонца оказался на кремниевой основе, а значит, погоня продолжается. Упустить его нельзя, это важный фигурант в преступной группе, который, ко всем прочим своим криминальным заслугам оказался еще и серьезным спортсменом. На какие-то секунды я упускаю его из вида в тот момент, когда его силуэт скрылся в подворотне. Но вот я, уже вбегая в темную арку дома, со всего маха встречаюсь головой с чем-то твердым, от чего, как мне показалось, делаю полноценное сальто назад и приземляюсь на обледенелый асфальт плашмя лицом вниз. В теле внезапно ощущается какая-то легкость, возникает непреодолимое желание, сопровождающееся соответствующим действием, вскочить на ноги и продолжить погоню, но в голове моей карусель, в центре которой ухмыляющееся лицо объекта моего преследования. Вестибулярный аппарат расстроен, ноги ватные и, как следствие, новое падение, но уже на спину, добавляя к удару в лоб от моего визави, рассечение затылка. Тело потеряло чувствительность и лишь только ощущается как на лице, плавно соприкасаясь с ним, тают снежинки.
– Вот он! Степан! Степа! Ты живой? Вставай!
– Как он? Живой?
– Вроде бы живой. Степа, вставай! Встать можешь? – этот диалог и обращение в мой адрес я слышал, находясь уже в полузабытье, медленно погружаясь во мрак отключенного сознания, как мягкую перину. Последнее, что я помню, так это полная безмятежность и умиротворенность, которая бесцеремонно была нарушена до боли знакомым женским голосом:
– Степа, вставай! Степа потянулся, солнцу улыбнулся. Вставай!
Не совсем понимая, что происходит я тщетно пытаюсь найти солнце за окном. Там темень непроглядная, тело мое не может оторвать голову от подушки, шаги кого-то из взрослых затихают в соседней комнате. Пара секунд тишины и тело, изнемогая от попытки поднять-таки голову, бессильно падает на сетчатую кровать. Наступает обманчивое состояние блаженства, сон густой пеленой накрывает сознание, которое взрывается от пронзительного, заунывного произнесенного на распев, голосом, звука скрипучей двери: – «Степа, вставай!». Как же это невыносимо слышать. Физические страдания и неукротимый гнев бушуют во мне от этих слов. Чьи-то крепкие, мозолистые руки поднимают меня с кровати, несут и садят на край табурета перед столом так, чтобы до стола мне пришлось тянуться, а соответственно не оставить мне шансов прилечь на него головой. Запах аладьев заполнил небольшое пространство кухни между русской печкой и столом, на столе кружка молока и кружка чая, чуть остывшего, забеленного молоком. Два моих любимых варианта на случай, если мое величество сегодня изволит капризничать.