Читать Никто не знает Сашу

Благодарности:

Моей жене Саше Потаповой – за первое прочтение, редактуру, поддержку и терпение моего нытья. Если бы не ты, я бы не справился.

Музыканту Алексею Вдовину – за подробное интервью про жизнь с гитарой. И песни.

Музыканту Виталию Веникееву – за подробное интервью про технические нюансы и бард-среду. (Если там какие-то фактические ляпы – это уже я напутал)

Книжному обозревателю Полине Парс – за второе прочтение и предложение моего романа, по-моему, всем известным тебе издателям и издательствам. Да, все они в итоге отказали, но твоя обратная связь о тексте и твоё желание помочь придали мне уверенности.

Ну вот, например, туры.

Сашу поражало, что он не может про это никому рассказать.

Что как только он начинает про это рассказывать, всё это ускользает и становится другим.

Ему казалось, всю жизнь перед ним и миром – тонкая, пыльная стенка аквариума. И как бы он в неё ни бился, как бы ни шевелил рыбьими губами – звук оттуда не доходит. Или доходит неправильно, сплошная немота.

Саше от этого было ещё обиднее. Он ведь бард – Саша это слово не любил – поэт, музыкант – и так беспомощно нем перед миром.

Он был человеком с гитарой, словом и голосом, и, казалось, должен был совершать этими инструментами тончайшие хирургические операции над миром – вычленять важное. Мимолётное. Главное. Но у Саши не получалось. Как бы он ни пел, ему казалось, поёт он про другое. Не хуже – про другое.

Вот как, например, спеть про день перед отъездом, как сегодня, когда он отправляется в долгий концертный тур после годичного перерыва? Про бесконечный сбор вещей, когда квартиру словно вытряхнули наизнанку, всё не на месте и зудит своей несобранностью, а тревога отравляет весь день. И хочется уже поскорее уехать, хотя так не хочется уезжать. И всё время кажется, что что-то забыл, хотя перепроверял по десять раз: провода, запасные струны, бельё, беруши для сна, которые опять не спасут. И даже писал списки, и вычёркивал. И всё равно всегда забудешь какую-нибудь зубную щётку. Чёртову зубную щётку, думал Саша. Так тоскливо-лень лезть на самое дно рюкзака. Хочется пустить всё на самотёк и поскорее выйти. Ноги болят ходить из комнаты в кухню. Садиться – тревожно. Вскакиваешь, проверяешь. И потом, уже в туре бранишь себя за эту чёртову зубную щётку, за тоску и растерянность перед отъездом. Такая мелочь дома – щётка – а в дороге уже катастрофа. Если бы у Саши была жена, она бы сказала – проверь зубную щётку, Саш. Ты же всегда её забываешь, Саш. Как ты будешь в туре – без зубной щётки. Но теперь у Саши не было жены. Саша был в разводе. И мог забывать зубные щётки с лёгким сердцем.

Проще всего было объяснить занятия Саши словом «бард». Но Саше оно не нравилось. Саша сразу вспоминал своего отца. Если быть честным, Саша ненавидел слово «бард». Поэтому, когда Саша объяснял, чем он занимается, он оправдывался со смущённой улыбкой: ну, я пишу авторские песни – стихи, там, музыку. Ты исполняешь их с группой? Нет, один, под гитару. Значит, ты – бард? Нет. Рокер? Нет, я играю скорее, фолк. Значит, бард? Саша устало кивал и соглашался. Стенка аквариума, думал Саша.

Саше нравилось так думать: между мной и миром – стенка аквариума. Его бывшей жене эта метафора не нравилась. Возможно, потому что Саша повторял её слишком часто. Возможно, потому что Сашина бывшая жена не любила громкие метафоры. Саш, тебе тридцать лет, говорила она. Ну какой ещё аквариум, говорила она. Но теперь Сашина жена была бывшей. И к её мнению можно было не прислушиваться. Не то чтобы Саша особенно прислушивался к её мнению до развода. Возможно, поэтому они и развелись. Но возможно, потому что между миром и мной стенка аквариума, думал Саша.