Верховная ведьма напряжённо ходила из угла в угол. Уже скоро… Девочку должны привезти уже очень скоро… Она остановилась у окна. На подоконнике цвели белые орхидеи, на улице шумел поздними машинами полночный город, а из тёмного стекла смотрела моложавая, уставшая женщина.
Высокий лоб в глубоких морщинах, нахмуренные брови, запавшие глаза, поджатые губы, чёрные с проседью волосы, выбивающиеся из строгого пучка. Не больше сорока, решит, посмотрев на Верховную, человек. Давно за сотню и уже пора, поймёт любая ведьма. И последнее важное дело она довести до конца не успеет. Успеет лишь убедиться… И уже скоро.
Шаги за дверью. Она оглянулась. Тихие, нерешительные… замершие на пороге. Верховная быстро поправила причёску, села за стол и включила настольную лампу. И чихнула аллергично. Проклятые орхидеи и чужой кабинет… Но – девочка могла взбрыкнуть, а отдавать на растерзание свой кабинет Верховной не улыбалось.
– Заходи, – велела она негромко.
За дверью завозились, и отчетливо послышалось отчаянное: «Не хочу, пусти!..» Ведьма усмехнулась, но быстро стала серьёзной.
– Инга, заходите, – повторила она негромко.
Дверь открылась, и в кабинет буквально впихнули девчонку лет тринадцати. Едва исполнилось. А взгляд взрослый. Понимающий. И тьма в крови – мощная… чужая.
– Извини, задержались, – Инга, высокая, худая, с воспаленными глазами и ожогом на левой щеке, сжала дрожащие плечи своей подопечной.
А та едва не рычала. Рыжеватые волосы дыбом, в чёрных глазах… ненависть. Недетская, жгучая ненависть. Ко всему. К миру – за странную силу. К ведьмам – потому что не успели. И лично к Верховной – за то, что… позволила. Да, честно призналась себе старая ведьма, но ничем этого не выдала. Позволила свершиться древнему, страшному ритуалу.
– Как тебя зовут? – спросила она спокойно. – Маргаритой?
Девочка промолчала, только смотрела не мигая. Грязные джинсы, мятый свитер с разорванными рукавами. И ненависть.
– Покажи руки, – приказала Верховная. – Покажи.
Лохмотья рукавов разошлись как от дуновения ветра, и на худеньких предплечьях обнаружились ожоги. Багровые, вспухшие отпечатками ладоней. Так, словно кто-то напал на девочку со спины и схватил за руки раскаленными перчатками. Верховная удовлетворённо улыбнулась. Получилось.
– Вы… – девочка сглотнула, и ненависть сменилась испугом, но лишь на секунду. – Вы знали!.. Вы заодно! – и дёрнулась, но Инга по-прежнему держала её за плечи мёртвой хваткой.
– Нет, – резко возразила Верховная, – не заодно, – и подалась вперёд, прошипев: – Я охочусь за Ехидной сотню лет, детка. Она убила людей – и ведьм, моих ведьм! – больше, чем ты можешь себе представить. Во время последней облавы, пять лет назад, эта тварь убила восемнадцать круговых ведьм. Самых сильных, самых лучших, опору Круга. А теперь всё, – и она откинулась на спинку кресла, повторив: – Всё! Больше она никого не убьёт. Побоится рисковать. Она заляжет на дно и будет ждать. Тебя.
Девочка вздрогнула.
– Да, тебя, – старая ведьма сложила пальцы домиком. – И теперь нам не нужно бегать за ней по всей стране. Когда ты подрастёшь и наберёшься сил, она сама придёт. К тебе. За тобой. Вернее, за твоим телом. По метке, – и посмотрела на ожоги. – А мы будем наготове.