Читать Я и есть революция

Художественное электронное издание

Издание осуществлено в рамках издательской инициативы «Пфляумбаум»

© Артёмова Ю., 2022

© «Время», 2022

В общем, задание было таким: нужно внедриться (Чащин так и сказал) в совершенно незнакомую среду и снять историю. Это вроде как бросаешь человека, не умеющего плавать, в реку, и он либо тонет, либо выплывает. Только вы сами выбираете воду себе по силам, глубине и лихости течения, и прыгать в неё тоже будете сами, никто вас в спину толкать не будет, не маленькие уже.

– У меня, знаете, был один такой пару лет назад, он тоже снимал, а потом снюхался с торчками и стал по вене пускать, пропал совсем парень, Лёша Введенский, может, знаете такого, нет? Ну, не знаете и не знаете. Жалко хлопца, но первые снимки, которые он оттуда принёс, были очень сильные, мальчик-то талантливый был… Был да сплыл. Я это к чему, дети мои? Думайте головой, соизмеряйте риски, но не особенно себя жалейте, на жалости к себе хороший материал не сделаешь, поверьте моему опыту. Так что не ссыте в компот. Ну и помните, в какой стране мы живём.

– А можно снимать не здесь – в другой стране? – спрашивает Харченко.

– Можно. Всё можно. Весь мир ваш дом.

Это всё пиздёж для красного словца, Чащин жалует красное словцо и красное винцо.

Мой дом сегодня недалеко от ВДНХ, оранжевая ветка метро, изолированная комната площадью четырнадцать квадратных метров за двенадцать тысяч в месяц, санузел совмещённый, снимаю напополам с одной девкой из Воронежа, тихая, скучная, долго в ванной не засиживается, посуду в раковине не оставляет – словом, соседка что надо. А Харченко – с ним тоже всё понятно. Харченко не снимает бабушатник – Харченко поедет снимать на Донбасс, на днях что-то такое сказал за обедом. Харченко не ссыт в целом и в компот в частности. Тем более что компот в нашем буфете действительно вкусный, а вот котлеты – та ещё хлебная дрянь.

– А был у меня ещё один, делал историю про мигрантов из Средней Азии – гастарбайтеров значит, и так втянулся, что потом в активизм ушёл, всё что-то помогал им с документами, жильём, какие-то деньги собирал. Тоже, конечно, его дело, но, сами понимаете, активизм с документалистикой несовместим. Ты либо работаешь в кадре, либо работаешь за кадром. Ну, это, я думаю, всем понятно. Лучшие проекты будем пристраивать в журналы, может быть, даже на World Press Photo, чем чёрт не шутит. Так что никакой халтуры, друзья, это в ваших же интересах. Всем удачи, на сегодня всё!

По аудитории волной поднимается и идёт радостный галдёж, он с головой накрывает меня. И я психую, паникую, теряюсь, смахиваю в сумку телефон, блокнот, ручку – весь свой хлам. Я второй месяц в Москве, мне двадцать три, и в этом городе я почти никого не знаю. И что снимать – тоже не знаю. Выручает Митяй. Приезжай, говорит, завтра к шести часам на Белорусский вокзал, я тебя кое с кем познакомлю.

Я только со съёмок, ничего интересного, опять ультрамодный шмот для каталога, но деньги мне очень нужны. Немного опаздываю, за спиной рюкзак с фототехникой, из-за него я квадратная и двигаться через толпу неудобно. Пока шла от метро, сразу выцепила взглядом его, ещё до того как увидела, что он с Митяем. Высокий, несбыточной красоты, светлые вьющиеся волосы, полуулыбка, как ангелочков рисовали на старинных открытках, вот такой вот мальчик, в раздолбанных, конечно же, ботинках. И Митяй рядом с ним, смешной и нелепый, как пенёк, суетится и машет мне рукой. Подхожу с самым невозмутимым видом.