Отчаянным и озорным барышням, Танюшке и Тасеньке.
Месть – это блюдо, которое подают холодным...
Таранов крутил в руках карандаш и пытался вслушаться в слова барышни, сидящей по ту сторону стола. Впрочем, «барышня» – это лишь потому, что посетительница была женского пола. Выглядела она мило и симпатично, даже можно сказать – молодо, но паспорт неопровержимо свидетельствовал о «полтиннике с хвостиком», что не мешало ей кокетливо улыбаться и вовсю строить Таранову глазки. И трещать без умолку, рассказывая бесконечную историю любви.
Продираясь сквозь «кустовые хризантемы» и «голландские розы на длиннющих стеблях», которые обожатель дарил барышне в начале их бурного романа, Таранов попытался было поторопить рассказчицу, но она укоризненно посмотрела на него и сказала:
– Если коротко, то вы сути не поймете, как не понял ее этот ваш, мягко говоря, недалекий участковый. Тут каждая деталь важна. И я прошу вас выслушать меня до конца...
Таранов обреченно кивнул, и дама затараторила дальше. Но и через пятнадцать минут они продвинулись не очень далеко: после роз и хризантем, как и положено по сценарию любовного романа, у парочки, познакомившейся на просторах Интернета, начались продолжительные посиделки в кафе.
«Наверное, у него уже кофе из ушей выливался», – думал об аферисте Таранов, прекрасно понимая, чем закончится это многословное вступление, но даму не перебивал – все-таки за нее ходатайствовал сам начальник РОВД, потому как дама была чуть ли не лучшей подругой его то ли жены, то ли тещи.
Утром у Таранова зверски болела голова, и, если бы не планерка, он бы просто свернулся калачиком на диванчике и поспал от души. Как чувствовал, что головной боли ему добавят.
– А вы, Штирлиц, останьтесь, – устало произнес полковник Михеев после томительного заседания, и все поняли, к кому относится эта фраза.
У Константина Афанасьевича Михеева и Олега Таранова были особые, почти приятельские отношения. А «Штирлицем» своего подчиненного Михеев звал не просто для прикола. Таранов только с виду был таким простецким, а на самом деле отличался от других сотрудников отделения тем, что мгновенно схватывал суть дела, великолепно анализировал ситуацию, умело руководил людьми, видел все гораздо дальше своего района и собственного носа, но при этом хранил верность отделу, как жена декабриста.
Ну и еще было за что именно так называть Олега Васильевича Таранова. Кто-кто, а полковник Михеев хорошо был осведомлен о том, где его подчиненный получал специальную выучку.
– Садись, Олег Васильевич, поближе, – по-дружески похлопал Михеев по столу, когда они остались с Тарановым вдвоем в кабинете. – Ты что скуксившийся какой-то? Не выспался?
– Выспался. – Таранов потер виски. – Но вот башка разваливается. Наверное, к непогоде...
– Ну ты даешь! К непогоде... А что тогда мне говорить?! – Михеев сочувственно посмотрел на макушку своего заместителя, как будто там можно было разглядеть следы головной боли. – Васильич! Не в службу, а в дружбу помоги, Христа ради! Бабы дома навалились так – не продохнуть. Короче, у них подруга есть, не то экстрасенс, не то гадалка какая-то. Обнес ее ухарь один. Жених. Ну, она с заявлением пришла в отдел, а ее отфутболили. Вот она по случаю жене с тещей и нажаловалась. А они мне пней вставили! В общем, я пообещал, что ты ее примешь...