Лера вышла на школьное крыльцо и остановилась, обмахиваясь тетрадкой. Жара стояла зверская. Одноклассники выползали на улицу как в замедленной съемке. Настя тоже вышла и стала наблюдать, как Саня Горюнов льет на затылок воду из пластиковой бутылки и трясет волосами, отфыркиваясь.
– Вроде каникулы, а радости нет, – сказала Лера. – Может, в кино?
– Куда угодно, лишь бы там был кондиционер, – вяло отозвалась Настя. Достала из сумки банку колы, сделала глоток, сморщилась: – Теплая… Только не на ужастик, мы и так в нем живем. Хм, видишь того чувака?
– Которого?
– Там, за оградой.
Лера обернулась в направлении ее взгляда. Точно не школьник. Должно быть, ждет кого-то… Несмотря на жару, он был одет в джинсы, армейские берцы и черную толстовку. На голове капюшон. В сочетании с почти двухметровым ростом и широкими плечами выглядел он угрожающе.
– Я видела его ночью у нашего дома, – пояснила Настя, понизив голос. – Сидела на балконе, а он заглядывал в окна. Потом ушел.
Лера и Настя жили в соседних квартирах. Правда, окна Лериной выходили на другую сторону, и вчера она туда не смотрела.
– Личный маньяк? – Лера улыбнулась, глядя, как вытягивается лицо подруги. – Шучу я, идем.
Они посмотрели фильм, засиделись на фудкорте, побродили по остывающим от дневной духоты улицам, не спеша домой, – за всем этим странный человек у школы потускнел и забылся. Вечером Леру ждало кое-что поважнее.
Для начала нужно было поставить родителям ультиматум, что к бабушке она не поедет. Там даже пойти некуда, деревня не настоящая, а просто садово-товарищеское хозяйство. Из детей только малыши, так что все лето приходилось общаться с бабушкиными подругами и читать книжки. В детстве Лере это нравилось – можно было забраться на дерево с романом Дюма и воображать себя дамой в кринолине. Но деревья и романы Дюма больше не развлекали.
Тем более сами родители летят в Копенгаген. Работать – ха, всем бы такую работу. Лера бы не отказалась от Копенгагена, пусть бы и там тоже пришлось читать книги и обходиться без соцсетей, но самый крошечный намек на то, чтобы взять ее с собой, вызывал мягкое, но однозначное: «Дочь, давай через год. Мы с мамой будем заняты с утра до вечера, за тобой некому будет присматривать».
Без помощи брата было не обойтись, он отлично умел избегать того, чего не хочется. Хорошо, если дважды за лето приезжал на своем «громокоте», и всякий раз бабушка готовилась так, словно ждала кортеж с депутатами: «А что Егорушка будет кушать, а не устал ли Егорушка с дороги…» Устанет он, как же, – из Москвы в Ростов и обратно гоняет, а до дачи всего пятьдесят километров. Про Ростов брат рассказал по секрету, бабушке этого знать не следовало. «Громокота» она терпеть не могла и не разрешала загонять во двор – мотоцикл стоял за воротами, пока Егор косил траву, подкрашивал ограду или вскапывал землю под картошку, чтобы потом с чуть более чистой совестью распрощаться и исчезнуть еще на месяц.
Но Егору двадцать один год, и все лето он подрабатывает в архитектурном бюро у родителей. Копит деньги, чтобы осенью переехать в съемную квартиру. Это у Леры ноль обязанностей – и ноль прав.