"Вот, кажется обычный летний день… Тихо сегодня, будто и нет войны…" – Думал Сашка стоя в открытом дверном проеме вагона, в котором в составе многих сотен других новобранцев 186-й стрелковой дивизии ехал на фронт. Но ни этот день, ни жизнь его в целом уже никогда нельзя было назвать обычными. Война черной пропастью разделила все жизни советских граждан на "до" и "после".
А встречный ветер трепал его соломенный чуб, торчавший из под новехонькой, неловко нахлобученной пилотки. Ветер будто заигрывал с ним, будто подбадривал: «…не грусти, Сашка!»
Пожалуй, грусть, гнев и глубокие мысли – это всё, что его поглощало теперь. Его еще совсем юношеское сознание никак не могло усвоить и переварить весь тот объем событий, весь тот ужас случившегося, всё увиденное за эти несколько недель после начала войны. Он повзрослел, очень повзрослел, но не тогда 22 июня, когда услышал обращение Левитана (в тот миг его переполнял праведный гнев, он готов был побежать на границу и голыми руками рвать фашистскую нечисть) и даже не тогда, когда видел последствия первых авианалетов, не тогда, когда провожал первых мобилизованных, в том числе отца и брата. Где-то они теперь? Случилось это чуть позже.
Было время, когда о войне он мог судить лишь по кинолентам да литературе. Все Сашкины представления о борьбе с врагом носили романтичный и высокоморальный характер. Рухнули эти представления, когда он впервые загляну в подлое и циничное лицо войны 18 июля 1941 на станции Лычково, где волею судеб в составе эвакуационного эшелона, как пионервожатый сопровождал группу ленинградских детей в эвакуацию. На фронт-то он возрастом не подходил.