⇚ На страницу книги

Читать Бомж

Шрифт
Интервал

Виктор Очнулся. Было так темно, что он не сразу и понял где.

В углу мерцала, потрескивая свечка. И сквозь полумрак удалось оглядеться.

Это оказался просторный подземный тепловой узел. С диванчиками, кушетками и маленьким столиком посередине. В углу сверху вместо светильников поблескивали синим небом с белыми облачками два люка, обыкновенных полуоткрытых канализационных.

Было тихо. Слышно, как капала вода из больших ржавых вентилей, булькала по трубам, и ворчливо урчала, убегая по ним куда-то вдаль, в глубь земли, через грязную прокопчённую полуразвалившуюся кирпичную стену.

По стуку поездов Виктор догадался, что они где-та в районе вокзала, Он вспомнил эти два люка, торчащие двумя танковыми башнями у переезда, что на улице Тимирязева. Проходил мимо, часто. Давно-давно, когда работал на здесь, в КБ.

Болела голова. Руки в крови. Повернул голову. Посмотрел на пьющего из алюминиевой кружки бомжа.

Вспомнил.

И мост. И весь вчерашний день, все перевернувший, разрушивший всю его жизнь.

Отвернулся к стене. Хотя стеной назвать это было трудно. Полуразрушенный красный кирпичи, между которыми медленно сочилась вода, зеленая какая-то, с явным запахом канализации.

Сочилась и маленьким ручейком и убегала вниз по расщелинам и трещинам старого выщербленного кирпича и, не задевая черный полусгнивший матрац, остаток какого – то дивана, утекала тихонько издевательски журча под него, в большую канаву в центре этого полутемного и освещаемого только через верхний люк, то ли блиндажа из какого старого советского фильма про партизан, то ли запущенной и грязной комнаты без окон, без пола, где вместо белоснежного потолка, свисали черные сосульки паутин, из которых также одиноко и тоскливо капала вода.

То ли вода, то ли зеленоватая жижа из канализации.

Все-таки это было больше похоже на подвал, старый и запущенный, где когда он, Виктор, будущий чемпион Европы по классической борьбе качался с друзьями старым ржавым железом.

– Подвал и есть, подумалось Виктору.

И он снова забылся в каком-то бесконечном и безнадежном то и во сне, то ли в полнейшем нежелании не только вставать, но всяческих движений, шевелений и мыслей.

Капала вода. Тихо журчал под потолком у самого уха маленький вонючий навозный ручеек.

Покачивающийся в свете мерцающей свечи мужик в грязном рваном свитере отложил грязную закопченную со дня до самого края алюминиевую кружку, посмотрел на шевельнувшегося было Виктора, снова забывшегося с так и не с двинувшейся на правой рукой.

Подошел. Поправил руку, положив ее снова на грудь Виктора, потрогал лоб и крякнул:

– Эк тебя развезло как. Здорово разукрасили.

И, размешав такой же грязной и закопченной как кружка мятой алюминиевой ложкой чай, уселся на старое водительское кресло, найденное им прошлой осенью на свалке по соседству.

– А ты кто? – прошептал Виктор, слегка пошевелив пальцами и удивился тому, что они шевелятся и вовсе не болят. Посмотрел на них.

– Я-то? – мужик отхлебнул чайку и, зажмурив от удовольствия я глаза, ответил медленно и с достоинством:

– Я Василий. Бомж. А вот ты кто? Прыгаешь по ночам с моста зачем-то, смартфон вот хороший так швырнул, что и не найдешь в реке теперь.

Виктор вспомнил весь вчерашний день, так перечеркнувший его безмятежную сытую энергичную жизнь. Коттедж, утреннюю Жанну, суд, накат Седого, гневные несправедливые и потом обидные слова сына, дождь, мост.