Не услышишь, не увидишь,
Лишь почувствуешь щекой,
Как из чащи кто-то выйдет,
Кто-то встанет за спиной.
Обернуться не пытайся,
Не срывайся впопыхах,
Мягкой лапою ступая,
За тобой идет твой страх.
(Гату Н’Гору)
Эта хрень в субботу началась. Я тогда думал, что в субботу. Все так считали. Шухер соседка Таиска подняла. Влетела к нам с визгом. Мне моя только тарелку борща поставила, а тут эта: «Тигр Толяна забрал!» – типа, тот покурить в сумерках вышел, потом какая-то возня, она выскочила, а огромная рыжая скотина херась через плетень, и Толян у нее, у скотины этой, через плечо. Ага, украли любовника тигры. Чего к нам-то? В полицию звони!
Полицаи из Преображения через час приехали. Ходили там по огороду, смотрели. Нам-то любопытно, полдеревни за плетнем собралось.
И дурачок наш, Ричард, тут же, под зонтиком стоит у забора, мента за рукав дергает: «Это, – грит, – Ричард Палмер». Я думал, он представиться решил, а моя грит, это тигр из кина какого-то, не знаю. Мент отмахнулся, ну видно же, что с кукухой парень, дак Ричард рассвирепел, не любит, когда его за психа держат, разорался.
– Я Ричард! И я вас всех имел в виду! – зонтиком в мента тычет.
Ну полицаи кинулись его вязать.
А тут с това конца бежит Савельев, сторож при лесопилке, орет:
– Полундра! Пожар на палубе!
Он в стары годы во флоте служил.
На самом деле никакой не пожар, а просто шухер, у него невестка Наська пропала. В сортир вышла, а взад не вернулась. Ну Савельев и смикитил, что ее того, тож Ричард сожрал. Не дурачок, в смысле, а тигр.
Менты побежали ихний сортир оцеплять.
Это токо начало было. Для разгону, типа. В воскресенье исчезли ещё двое, за грибами ушли и с концами. А в понедельник тигр продавщицу сельпо сожрал. Как не подавился? Она уж больно зловредная была, никогда в долг пузырь не отпустит. Хлеба там или колбасы, пожалуйста, а водки накося выкуси. Стерва. Утром пошли бабы, а на крыльце только ейные боты стоят. И дверь не заперта. Жаль, я не знал, что сельпо не заперто.
А улик никаких. Ни кровей, ни рук-ног пооткусанных. Только следы тигриные. Здоровенные такие.
К среде у нас тут и менты оцеплением встали, и зоологи со снотворными ружьями выстроились, и телик чуть ли не с Москвы приехал. Аномалия, короче. Людей тигр жрет. У нас тут, ясен пень, не Невский и не Тверская, места глухие – горы, тайга… Сихотэ-Алинь, слыхали? Дорога тонкой ниточкой, на ней редкими бусинками деревни. У нас вон, вообще, нормальную дорогу всего три года как проложили. До этого петляли по грунтовке, расстояние по карте в пару десятков кэмэ, а шкандыбаешь больше часа. Спрямили, славтеосподи. Но и в нашей глуши запросто человеком кормиться зверям не полагается.
Народ перебздел. По вечерам не то что на улицу, на двор до ветру никто не выходит, все по домам забаррикадировались. Эта скотина, а его уж никак кроме Ричарда Палмера и не звали, в сумерках является. Поэтому чуть темнеет, все по норам.
И в среду же ко мне бабка Нэдига заявилась. Вечером. Ей не страшно что ли? Или она от старости с ума спрыгну̀ла?
Нэдига – моя двоюродная бабка. В стары годы ее брат, мой дед, женился на русской бабе, ну и положил конец удегейскому роду. А Нэдига, младшая сестра, замуж не вышла. Так что всё, мы теперь русские, на удегѐ я только ругаться могу, да и то не особо заковыристо.