Сегодня у меня были друзья, пытались меня развеселить, но куда там. До слова «радость» мне было ещё два года, можно сказать, ползком. Но я была уже довольно спокойна, я не плакала, не умоляла о поддержке, мы даже не говорили о Владе и моём возвращении в Москву. Мы просто сидели на балконе, разговаривали обо всём, и мне было хорошо, насколько это возможно в моей ситуации. Было тепло, дул лёгкий ветерок, и мы пили одну бутылку вина за другой. О Владе они спросили только перед уходом – не пишет ли он, не предлагает ли вернуться. Нет, не пишет. Нет, не предлагает. Может, и хочет. Но я не дала шансов думать, что это возможно.
После ухода друзей в шесть утра я поняла, что не могу спать. Уже рассвело, и вдруг я поняла, что этот момент – та самая грань между днём, когда я держала всё в себе, старясь задавить боль, как обычно, и днём, когда стало просто необходимо забыть. Я поняла, что готова. Что созрела сказать всё это. Неважно куда, пусть в никуда, в пустоту, пусть ни один человек это не прочитает. Мне надо это сказать, иначе я никогда не смогу отпустить это.
Я старалась не думать о нём вообще. Забыть, как и предательство бывшего мужа. Вычеркнуть из памяти, стереть всё, что с ним связано. И у меня неплохо получалось, только вот всё это фальшь, вся боль так и сидит внутри, сжирает меня. Поэтому сейчас я хочу написать обо всём, что мучает меня. Не стесняясь, признаться в том, что даже сейчас помню моменты, от которых бросало в дрожь, моменты, которые давали силу жить, давали чувство – да, любовь есть, даже если она очень странная, сложная и нам её никогда не понять. О боли, которую он причинил мне, о доверии и предательстве, и том времени, когда я любила его так сильно, как только могла. Когда мне хотелось сделать его счастливым, когда его глаза давали мне надежду на то, что он будет со мной, что защитит меня и поддержит всегда, и я знала – это огромное счастье, что я могу видеть его, что могу в любой момент написать ему глупое сообщение, на которое он обязательно скажет, что любит меня больше жизни, и я буду улыбаться даже в самый трудный день.
Только что в соцсети звякнуло уведомление – он отметил меня на общей фотографии. Зачем? Кто я ему сейчас? Зачем он смотрит наши фотографии, когда уже всё кончено? Неделя как мы больше не общаемся.
Часто его глаза были пустыми, чужими и далёкими. Я поняла, что умею не обращать внимания даже на это. Иногда он смотрел сквозь меня, как будто это был не он. Прострация и лицо, не выражающее ничего, либо выражающее жестокость. Он просыпался по ночам от того, что кричал. Что-то терзало его во сне, он просыпался в холодном поту, долго не мог отдышаться, ходил по комнате туда-обратно, потом выходил на улицу, что-то бормотал под нос. Иногда я засыпала, не дождавшись его возвращения. Иногда он и вовсе не возвращался до самого вечера. Но меня ничто не пугало. А зря.
Итак… Влад, это обращение к тебе. Даже если ты никогда его не прочитаешь.
Когда я думаю о тебе, первое, что приходит на ум – чего ты боялся? Что тебя так мучило? Вероятно, я уже никогда этого не узнаю, потому что никогда тебя не увижу. Я хотела бы начать это письмо с хорошего. Давай вспомним, как всё начиналось.