Читать Русские отцы Америки

В следующем году исполняется сто лет одной из величайших трагедий в истории нашего Отечества. 29 сентября 1922 года от Петроградского причала отошёл пароход «Обербургомистр Хакен», 16 ноября – другой – «Пруссия» в направлении к Германии; 19 сентября – пароход из Одессы в Константинополь и 18 декабря – итальянский пароход «Жанна» из Севастополя с необычайным грузом. Они увозили будущее России.

В Питере есть гранитный неприметный обелиск рядом с Благовещенским мостом. Однако памятник этот, скромный с виду, значителен по смыслу. На нём выбита лаконичная надпись: «С этой набережной осенью 1922 года отправились в вынужденную эмиграцию выдающиеся деятели отечественной философии, культуры и науки». В этом самом месте у причала и стоял самый первый немецкий спасительный пароход с названием «Обер-бургомистр Хаген». На пароходе этом и уплывал из России ценнейший и невероятный груз – учёные, инженеры, писатели, философы, которые показались непереносимо опасными большевистской власти. Осуществлялся беспримерный мерзостный план, суть которого исчерпывающе объяснил один из глашатаев того поворотного времени Николай Бухарин: «К врагам революции я отношу… предпринимателей-организаторов и директоров, квалифицированную бюрократию – штатскую, военную и духовную; техническую интеллигенцию и интеллигенцию вообще…».

Тогдашний Председатель ВСНХ Лурье приравнял, например, к ненужным пролетариату никчемностям самолёты великого российского авиаконструктора Игоря Сикорского. Он выступил однажды от имени Комитета хозяйственной политики с Директивой правительства о военных заказах, где, в категорической форме заявил: «…производство и ремонт аэропланов и аэростатов прекратить с переводом аэропланостроительных заводов на деревообделочную промышленность». Кто-то попытался ему возразить, мол, авиационные заводы вовсе не помеха рабоче-крестьянской власти. Он очень разволновался и сказал, как отрезал: «Советская Республика не должна иметь предприятий, подобных фабрикам духов и помады».

Этот самоубийственный бред становился повседневностью. Вот такие Лурье и Бухарины, по воле Ленина, конечно, вынесли тогда приговор будущему России, нам с вами. Для меня лично цена одного самолётного гения Игоря Сикорского много весомее, чем все деятели того ленинского правительства вместе взятые. Было бы гораздо логичнее посадить на пароход, назвав его как-то вроде «корабля помешанных», этого Лурье и этого Бухарина. А Сикорскому и Питириму Сорокину поручить заботу о нашем будущем. Ведь вместе с Сикорским, например, мы потеряли целую индустрию, решительно двинувшую цивилизацию вперёд. Плоды этой цивилизации, к сожалению, пожинаем не мы.

Потому и появились эти пароходы. И при всей жестокой сути происходившего, это многим, кто выбрался тогда из кровавой сумятицы, казалось спасительным оборотом судьбы, реальным и единственным шансом продолжить жизнь.

Эту спецоперацию советских властей известный физик и философ Сергей Хоружий назвал «философским пароходом». Название тут же прижилось и стало означать не просто высылку к чуждым берегам огромной массы отечественных мыслителей, корифеев науки и технической элиты, а целое явление. Понятие «философский пароход» стало нарицательным в истории XX века, обернулось своеобразным символом всей русской эмиграции. Волны, поднятые «философским пароходом» широко разошлись в людском море.