– Садись, Петровна, – старушка похлопала рукой по хлипкой скамейке. – Посидим, поболтаем. Хочешь, вот конфеточек возьми. Мне мои принесли намедне…
– Ох, Григорьевна, – вздохнула Петровна, усаживаясь на скрипучую лавочку рядом с подружкой, – к тебе хоть приходят, не забывают.
– А к тебе что? – удивилась собеседница. – Вон у тебя все как любо дорого, я к тебе заходила, видела и не говори, что Наташка твоя тебя забыла. Хоть и живет далеко и муж и трое детей, а мать не забывает.
– Не забывает, – кивнула головой Петровна. – Редко только наведывается. Младших-то внуков еще вижу, хоть с маманькой приезжает, а старший-то… уж и не помню. Забыл бабку.
– Не жалуйся. Некогда ему… сейчас ведь как, все денег хотят, машин дорогих. Видала, к Михайловне-то приезжал сын на какой машине? В наше время даже у самого первого секретаря партии такой не было!
– Видала, – вздохнула старушка. – Толку-то? Зачем ему такая? Поди еще и в кредит… Сам-то не больно красивый, какой-то серый весь, уставший, поди и не спит толком. Да еще и жену вторую привозил… Фифа такая… Ну кто в наши-то краях и на шпильках? Ох, не понимаю, я нынешнее поколение, все подавай им машины блестящие и молодых жен и дома размером с Кремль.
– Много вы понимаете, старые перечницы! – вклинился в беседу старушек молодой голос. К скамейке важно приблизился мужчина лет 45, в лаковых ботинках и дорогом костюме. – Вот посмотрите на себя, ну что за моветон на вас: шлепанцы из «секонд хэнда» на носок из «фикс прайса»?! Боже…
– Сыноок, – усмехнулась Петровна, – а ты хто бедешь-то?
– Да сын это Нинкин. Ну той, которая с третьей линии, – подсказал с соседней лавочки дед Никифор. – Она все хвастала, что он у нее в столице этим… ну как его… ну этот…