Читать Вырла

Особенности национального психоанализа.

Говорят, к моде всерьёз относятся не слишком серьезные люди – женщины, чья красота оплачивает счета, богемные существа, чье пёстрое безумие имеет эквивалент в валюте. Ну, и те, кто мечтает ими быть, грезит о dolce&gabbana vita. Одним словом – свита. Дамы, шуты.

Федор Михайлович Тризны, ссылаясь на Пушкина Александра Сергеевича, утверждал – маникюр бизнес-хватке не помеха! Руки молодого психотерапевта были его гордостью, в эти руки влюблялись, эти руки интриговали… Пальцы. Шесть лет музыкальной школы и приобретенная там мизантропия стоили воспитания десятка «англичан», длинных, тонких и надменных. Самое же интересное таилось под матовым шелком рубашки – вторые «рукава» Федора Михайловича, его татуировки от кисти до середины плеча. Узор из витых колючек и пара глазастых цветов – свекольно-бордовых пионов с масонским оком вместо сердцевины – намекали на то, что знали наверняка лишь избранные посвященные: друг Фёдора тату-мастер Олег слегка помешался на ботанике и конспирологии.

Слушает, бывало, ФМ клиентку, кивает, улыбается уголком губ, и вдруг, как бы невзначай, поправляет браслет часов, демонстрируя на миг фрагмент нательной «фрески». Клиентка не верит зрению! Нет, столь респектабельный специалист не может… Причудилось. Или? Он не таков, каким кажется? Не таков-с! И по такому не таков-с, и по эдакому.

Борода-эспаньолка Федора Михайловича отличалась от заурядной хипстерской бороды причиной, основанием появления на лице, если позволите, корнями, уходившими в традиционную культуру отечества. Русский интеллектуал извечно barbu. Извечно страдает. Извечно за границей. У Федора Михайловича наличествовало американское гражданство, на всякий.

После работы он обыкновенно шел в креативное пространство Inтелега привычным и приятным маршрутом: мимо Пышечной, чтобы насладиться вкуснейшим запахом (с нулевой калорийностью); вниз, в переход, где по четвергам и субботам лабал гитарист от тридцати до шестидесяти – заспиртованный. Зимой и летом, разумеется, в матроске. Его регулярно меняющиеся ассистентки-старшеклассницы клянчили мелочь в неизменную шляпу-котелок.

Феде нравилась поэтика автора. Причем, в данной подаче и антураже. Никаких барабанщиков, басистов – чай, не Металлика. Никаких жарких залов. Только сумрачный коридор под проспектом. Льющиеся по ступеням мусорные ручьи и шлепки подошв о грязный гранитный пол.

– Нету рая в сарае, Рая.

Лишь кувалда да ржавый серп.

Видно, карма у нас такая,

Полкраюхи делить на всех.

Полкраюхи, зато с икрою.

Красной кровью на белый хлеб.

Синим платом тебя укрою,

За спиною сжимая серп, – надрывался бард.

Психотерапевт скидывал ему сдачу кофейного автомата. В течение дня монет накапливалось немало, карман звенел.

Затем Феденька со скоростью спринтера торопился в лоно «Телеги», дабы не промочить дарёный кардиган из шерсти викуньи. Здесь, на территории бывшей мануфактуры, подавали крафтовый пильзнер и лагер, винишко, детокс для ярых ЗОЖников. Веганские ресторанчики соседствовали с ультра-мясными. Уживались студии фем-йоги, обитель эмансипированных женщин, зона мейл-фри. И стриптиз. Лев и агнец.

Как? Взаимоуважение! «Vzaimouvajenie» большими буквами висело над входом. Девиз и предупреждение. Хамы и скандалисты сразу отправлялись в черный список. Их изгоняли. В бан! Отныне геометка Intelega становилась им недоступна. Люди дорожили меткой. Поэтому не грызлись.