Посвящается моим друзьям
курсантам морских училищ 20 века.
За стеклом ходили странные фигуры в белых, почти космических, скафандрах. Их лица было не разглядеть. Они перемещались, как в кино, беззвучно. Только видно, как они суетились, возили каталки, носили пробирки.
А в стерильном боксе было холодно и гулко. Пищали приборы мониторинга, и тихо жужжал аппарат вентиляции легких. Секунды превращались в минуты, минуты в часы, но ничего нового не происходило. Кроме борьбы, которую вел организм, но уже не совсем самостоятельно.
Точнее, он уже и не боролся, а покорно позволял аппарату ИВЛ продлить эту странную жизнь еще немного, на ограниченное количество минут, а может часов. Сколько их еще осталось?
Захотелось откинуть простыню, вскочить, выдернуть из вены катетер капельницы, одним махом скинуть с груди присоски кардиографа и, распахнув окно, полной грудью вдохнуть воздух с запахами весны, дождя и шумного города. И закричать что-нибудь.
Но окна тут не открывались. И руки были привязаны бинтами к койке, а в глотку был заправлен дыхательный гофрированный шланг, соединяющий тело с этим миром живых. Шланг больно давил на защемленную им губу, но об том уже невозможно было никому сказать, даже если бы кто-то был рядом. И неизвестно, что более докучало, эта боль или общая боль всего разрушенного вирусом организма.