Читать Слово о кошках. Рассказы и стихи для детей

Дело было, как сейчас помню, ранней осенью 1967 г. Погода стояла летняя: солнце целыми днями грело всё ещё в зелени траву и листву, а люди ходили не то чтоб уж в том же летнем, но без плащей и зонтов – уж точно.

Я только-только начал учиться в школе, чем на первых порах весьма гордился. И как иначе: новая форма, новый ранец, новые книжки и всякие принадлежности. А ещё – свой собственный ключ от дома, как у взрослого!

Дома же ждал маленький пушистый комочек – Мурка. Отроду ей было месяца три. Трёхцветный комочек был весёлым: прыгал и бегал по комнатам, вскарабкивался по свисшему одеялу на мою койку и очень громко, на всю квартиру, мурчал, когда гладишь. Я очень любил, прислонив ухо к тёплой Мурке, слушать, как она это делает.

Жили мы в небольшом северном посёлке, в четырёхквартирном дощатом доме, полученном отцом по приезде вместе с матерью и мной сюда лет семь назад. Отец, родом с Волги, – инженер-механик на местном автопредприятии, куда попал по распределению в оконченном Саратовском политехе. Мать – телефонист на местном же Радиоузле, но тоже неместная, с Тамбовщины, нашедшая отца в Саратове, обучаясь там в сельхозе на зоотехника. Родители с утра до вечера на работе, я первоначально в детсаде, а перед самой школой – в «гордом одиночестве» (как говаривал мне в шутку сосед по дому): один дома. Через едва проезженные в траве две автомобильные колеи напротив дома – густой еловый лес, тайга, в глуши которой где-то речка и кое-какая живность типа волков с кукушками и комариными стаями вперемежку.

Мурка и я, с первого дня её появления у нас – вместе: в одно время едим, в одно гуляем и спим тоже вместе, в одной кровати, оба под одном одеялом. Дома больше всего ей нравилось бегать за привязанной к длинной нитке бумажкой («мышкой»): догонять её, ловить малюсенькими белыми коготками и сразу же грызть-грызть-грызть маленькими белыми зубками. Затем, нарочно отпустив её и дождавшись, когда я вновь потяну за нитку, вприпрыжку настигать её и снова с неописуемым кошачьим наслаждением грызть-грызть-грызть.

Однако при всех её многочисленнейших достоинствах прежде всего меня поражали Глаза: это были какие-то совсем не кошачьи: голубоватые и совершенно ясные, будто летнее небо, широко открытые Глазки. Умные, человечьи в полном смысле, как у ребёнка. Когда она глядела ими на меня, то проникала прямо внутрь, в душу – и сразу же становилось так хорошо, легко и уютно, невесть с чего.

Больше всего на свете я не хотел потерять эти Глаза!

Едва заслышав собачий лай – а псов в посёлке было немало, причём довольно больших, которых местные называли волкодавами, – я, если мы гуляли, сразу же хватал Мурку в охапку и скрывался за входной дверью, ведущей в «крытый двор». Это было нетрудно: Мурка была совсем малюткой, бегала не так быстро, да и гуляли мы всегда только в сухую солнечную погоду у дома. Под защитой «крытого двора» с его пахшими свежими дровами поленницами, сельхозинвентарём для работы на огороде и редкими, но крупными зелёными мухами мы пережидали одинокого пса или пса на привязи вместе с хозяином, ведшим его домой – и вновь гуляли или же шли домой, в зависимости от желания Мурки или моих срочных планов.